Читаем Элвис жив полностью

Да, у жизни есть разные стороны, и мужик этот являет собой оборотную, ту, где уже нет молодости и радости, только безысходность и неотвратимость приближающейся смерти.

Максим смотрит на старика и внезапно узнает – это отец. Папа… Он, судя по внешнему виду, давно уже спился и выглядит откровенным неприкаянным бомжарой. Отец тоже узнает сына. И направляется прямо к нему, растягивая в улыбке щербатый рот. На Максима, заметив эту улыбку, уже вопросительно смотрит один из приятелей.

Вот еще не хватало такой встречи! И неизбежного разговора, после которого придется объяснять друзьям и подругам, какое отношение Француз имеет к этому опустившемуся типу. Нет уж, нам такие разговоры ни в звезду, ни в Красную армию, стыдобища какая!

Максим пристально смотрит в глаза отца. Потом чуть заметно качает головой.

И тот все понимает. Отводит сразу ставший растерянным взгляд, делает шаг в сторону и проходит мимо честной компании.

Через минуту Максим оборачивается. Но отца сзади уже нет. То ли спрятался за ближайшую пальму, то ли… Да неважно. Главное, что нежелательного разговора удалось избежать.

И к Максиму возвращается изначальное прекрасное настроение, за которое его и любят друзья и подруги. 

* * *

Максим вскочил с кровати и бросился прочь из номера. Теперь он прекрасно знал, что ему сейчас нужно сделать.

Вопрос только один – получится ли? Состоится ли встреча – как вчера на кладбище, возле запущенной дедовой могилы? Или придется еще повспоминать?

Но тут ответ может дать только преисподняя.

В бар он заглядывать не стал – сам, все сам! Выбежал из гостиницы и рванул по улицам. Слава богу, за минувшие годы он не забыл, как добраться до бульвара Космонавтов. Кстати, если там все-таки ничего не произойдет, то вполне можно смотаться на кладбище и еще раз. Где расположена могила отца, правда, ему неведомо. Но можно и отыскать. Времени до полуночи – вагон. Вчера труднее было…

Бульвар оказался на своем месте. Но был девственно пуст. Лишь чередой тянулись вдоль него пальмы. И ни одного гуляющего человека.

Впрочем, нет. Далеко впереди, в противоположном конце бульвара, под пальмой виднелась скамейка. А на ней – определенно какая-то темная фигура.

Максим резво устремился туда.

И надежды его оправдались.

Ярко светило над головой солнце. Но старое серое пальто лежащего на скамейке человека покрывал самый настоящий снег. Снег был и на седых его волосах. Тем не менее человек улыбался во сне, и не было похоже, что ему холодно и жестко. Это был уже совсем дряхлый старик, но Максим его сразу узнал.

– Папа! – прошептал он.

Отец не пошевелился, продолжая улыбаться.

Можно было, конечно, растолкать его. Но зачем?

Ну проснется он, и что я ему скажу? Напомню про неожиданную встречу на бульваре много лет назад? Поблагодарю за то, что все понял правильно и прошел мимо, не пожелав мешать смеющимся девушкам?

А она нужна ему сейчас, эта запоздалая благодарность сына?

Максим плюхнулся прямо на землю у свободного края скамейки и сидел так некоторое время.

Ощущение, что он сделал все правильно, не приходило. И надо было решать, что предпринять дальше. Отправиться на кладбище, чтобы все-таки отыскать могилу отца? Но можно ли найти ее, в принципе? Его ведь могли зарыть как безымянного бродягу. С примитивным деревянным крестом без таблички с именем и фамилией. А может, и вообще без креста… И вообще, кой черт его искать, если он уже нашелся?

Максим перебрался к другому концу скамейки и закрыл глаза, прислонившись щекой к плечу спящего. Солнце ярко светило даже сквозь сомкнутые веки.

И тут наконец пришло ощущение правильности происходящего. Не надо кладбища, не надо поисков, нужно просто посидеть здесь, вспоминая и время от времени поглядывая на спящего, мысленно моля о прощении.

И он сидел, поглядывал и молил.

А потом обнаружил себя на месте отца.

На бульваре Космонавтов – зима. Ночью бульвар безлюден. Идет обильный снег. Картинка для Южноморска весьма необычная. Кое-где стоят искусственные металлические елки, и всюду горит предновогодняя иллюминация. Скоро праздник, хотя в душе никакой праздничности и близко нет. Сидящий на скамейке Максим утирает от снежинок старую бумажную фотографию, на которой он, жена и маленький сын – в возрасте трех лет. Как давно это было! Совсем в другой жизни. А из нынешней так ничего путного и не получилось. Вторая жена, молодая и нетерпеливая, выперла его из дома уже через два года после свадьбы. Впрочем, при чем здесь ее молодость и нетерпение? Алкашей не любит никто. Даже родные дети стараются не узнавать…

Максим прячет фотографию подальше, во внутренний карман старого грязного пальто, и устраивается спать на скамейке, прямо под сыплющимся с небес снегом. Ему снится, что рано или поздно он все-таки встретится с сыном, и этому уже никто не сможет помешать. И он знает, что опять улыбнется этой встрече. Ибо правильные встречи без улыбок не обходятся…

<p>17. День седьмой </p>

На сей раз Максим проснулся по довольно необычной причине – от яркого света, бьющего прямо в глаза.

Перейти на страницу:

Все книги серии Городская проза

Бездна и Ланселот
Бездна и Ланселот

Трагическая, но, увы, обычная для войны история гибели пассажирского корабля посреди океана от вражеских торпед оборачивается для американского морпеха со странным именем Ланселот цепью невероятных приключений. В его руках оказывается ключ к альтернативной истории человечества, к контактам с иной загадочной цивилизацией, которая и есть истинная хозяйка планеты Земля, миллионы лет оберегавшая ее от гибели. Однако на сей раз и ей грозит катастрофа, и, будучи поневоле вовлечен в цепочку драматических событий, в том числе и реальных исторических, главный герой обнаруживает, что именно ему суждено спасти мир от скрывавшегося в нем до поры древнего зла. Но постепенно вдумчивый читатель за внешней канвой повествования начинает прозревать философскую идею предельной степени общности. Увлекая его в водоворот бурных страстей, автор призывает его к размышлениям о Добре и Зле, их вечном переплетении и противоборстве, когда порой становится невозможным отличить одно от другого, и так легко поддаться дьявольскому соблазну.

Александр Витальевич Смирнов

Социально-психологическая фантастика

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза