Элвис жив

Максим подошел и заглянул в люк. Там тоже было темно, хотя ступеньки прекрасно различались. Похоже, никто не желал, чтобы посетитель сломал ногу. Такое вполне можно расценить как гостеприимство.

Он оглянулся.

Элвис смотрел на него с извечной печальной улыбкой. А Бакс показал оттопыренный большой палец правой руки. Типа ты – кул, бро!..

И Максим начал спускаться вниз. Едва голова его оказалась ниже уровня пола, люк над ним тут же затворился.

Лестница оказалась довольно короткой и привела гостя в еще более темный зал. Тут играла негромкая приятная музыка. Совершенно незнакомая. Не рок и не джаз, скорее уж, реквием…

Когда глаза опять привыкли, оказалось, что зал достигает достаточно приличных размеров и в конце его расположен огромный диван, в мягких объятиях которого утопают три человека довольно плотной комплекции.

Подсознательно Максим приготовился обнаружить на них знаменитые малиновые пиджаки и был слегка удивлен, разглядев самые обычные спортивные костюмы с символикой фирмы «Адидас».

Правда, культуристами их назвать язык все равно не поворачивался. Скорее уж, тремя толстяками. До качков им было – как Максиму до школьника-первоклассника. Хотя, конечно, когда-то они вполне могли ходить в качалку. Просто это случилось так давно, что перестало быть правдой.

Впрочем, они совершенно не походили и на известную троицу из одноименного фильма, снятого по сказке Юрия Олеши. Разве что двое лысинами напоминали актера Евгения Моргунова. А вот у третьего вполне сохранились волосы. Не рокерские патлы, разумеется, а-ля Вовец Бельяминов, но… Видимо, граната отправила его сюда в достаточно молодом возрасте.

Впрочем, лысые тоже не были стары. И совершенно непохожи друг на друга.

У одного на левой щеке имелся небольшой шрам. Судя по всему, от ножа.

– Условия знаешь, приятель? – спросил лысый без шрама довольно лениво.

– Да, – коротко сказал Максим.

– Готов?

– Да.

– Хороший человек, – вставил вдруг волосатый, и оба лысых не слишком одобрительно посмотрели на него.

Видимо, воспитывали дружбана всю жизнь, да так и не успели до конца перековать в реального пацана.

Раздался хрипловатый голос лысого со шрамом:

– Я обязан спросить. Что с тобой будет, представляешь?

– Да.

– А я обязан переспросить, – сказал первый. – Изменить решение невозможно, знаешь?

– Знаю.

– Хороший человек, – повторил волосатый и, встав со своего места, подошел к Максиму. – Там… – Он посмотрел Максиму прямо в глаза, сочувствующе и мягко. – Тебе будет очень плохо там, представляешь? Ты будешь мучиться. Каждому придется сражаться, что-то кому-то доказывая. Всякому там будет страшно. В том числе и тебе.

– Да. Мне… уже… объясняли, – с трудом проговорил Максим.

Взгляд культуриста просто прожигал его насквозь, вызывая оторопь, и поневоле пришлось отвести глаза.

– Я обязан тебе рассказать, – продолжил волосатый еще мягче и снова заглянул Максиму в лицо. – То, что будет с тобой… там… это ведь не окажутся просто обычные, физические страдания. Это будут… – он помолчал пару мгновений, будто подбирал слово, – сомнения. Мучительные сомнения. Страхи. Страхи и душевная боль. Навязчивые кошмары. Совершенно жуткие предчувствия. Ощущения бесконечного одиночества, само собой разумеется. И угрызения… нет, не совести, там ее нет. Угрызения… чего-то такого, что гораздо хуже совести… И еще. Беспричинная паника. И ужас. Там будут хищники, бесчисленные хищники. Их нужно всячески избегать. Но это практически никому не удается – они там повсюду. Мы называем их пустыми. У них нет ничего внутри. Если ты крикнешь что-нибудь прямо им в пасть, услышишь самое настоящее эхо. Это потому, что они пустые. Они пожирают все, что видят. Тебя ждет там… Бедный мой! Тебя ждет… хаос. Первобытный хаос! Невыносимый хаос… – Волосатый обнял Максима за плечи и разразился искренними, рвущими душу рыданиями.

Максим стоял ни жив ни мертв.

Слов благодарности – как и любых других слов – у него попросту не находилось.

А волосатый продолжал рыдать так, что сжималось Максимово небьющееся сердце.

Потом лысый со шрамом достал откуда-то совершенно современный цифровик и навел объектив на волосатого и Максима:

– Снимочек на память о встрече с известным человеком.

Фотовспышка победила царящий тут полумрак. Но только на мгновение.

– Хороший ты мужик, – снова сказал волосатый, теперь уже без рыданий. – Но ей уже ничто не поможет. 

* * *

Когда Максим поднялся из люка в холл с мраморными колоннами, слов у него по-прежнему не находилось.

Из трех накрашенных церберш тут теперь присутствовала только одна, рыжая, с бабеттой.

– Все свободны, господа, – сказала она приветливо. – Крестик пока можно надеть. Потом, правда, придется снова снять, но это уже не здесь.

Элвис достал из кармана и повесил на шею Максима символ религиозной веры, после чего подтолкнул к выходу.

Троица гостей выбралась на улицу. Донесся новый звук гонга, и двери особняка закрылись.