Читаем Элвис жив полностью

Максим стоял на асфальте рядом с припаркованной «альфа ромео», наконец-то избавившись от задолбавшей все мозги сладкой парочки. Впереди находился тот самый мост, но отсюда его не было видно – мешал поворот.

Хотел посмотреть на часы, но их на руке не оказалось. Однако ничего еще не случилось. Поскольку никаких следов прохождения цунами в окрестностях не наблюдалось. Иначе бы как минимум придорожные деревья были поломаны. Да и не только придорожные и не только деревья…

Нет, брат Элвис, сколько бы ты ни уговаривал смириться, Француз тебя не послушает. В конце концов, как культуристы могут наказать его за непослушание? Отправить в мир пустых? Так этот вариант и без того стоит перед ним в полный рост!

Вот и пусть стоит. А мы пока все-таки постараемся помешать Лене угодить под смертоносную волну…

Максим улегся на дорогу, ведущую к мосту. И тут рядом раздался ненавистный голос Элвиса.

– Крутотень! – хохотал гид. – Молодец, старик! Демонстрация протеста? Мы наш мы новый мир построим? Кто был ничем, тот станет всем? Крутотень!

Он и Бакс стояли в трех метрах от Максима. Позади них виднелся розовый катафалк.

Максим промолчал – все разговоры были бессмысленны. Ни он им ничего не докажет, ни они – ему. Время пустопорожней болтовни закончилось.

– «Я люблю ее, я спасу ее» – ты ведь так думаешь, – сказал Элвис. – Я уже говорил: завтра у тебя девятый день, завтра все пройдет. Это же как грипп. На ногах лучше не переносить, а то будут осложнения. Ну чего ты так уперся? Ты ведь вовсе не любишь ее. Уже давно. Целых восемь дней. Потому что не можешь любить, потому что ты умер! Это все инерция. И вообще… все, что люди называют словечком «любовь», – это сплошная психическая инерция и ничего более. Потому что любовь – это всего лишь первая секунда. Увидели друг друга – бах! Искра между пролетела! Типа электричество. Волны всякие, поля, в общем, занимательная физика. И только потом наступает жизненное потом – отношения, сношения, очей очарование, откровенное разочарование. Сплошная инерция и ничего более. Привычка… Я понятно объясняю?

Максим промолчал.

Пусть себе болтает. Больше мы ему не верим. Гид с культуристами – одна компашка. Им главное – сломать человека, доказать свою власть над ним. Шаг в сторону считается побегом – расстрел на месте!

– Ну прикинь, так сказать, холодной головой. Там бы вы были вместе ну сколько максимум? Десять лет, двадцать. Золотая свадьба – это сколько лет вместе надо прожить? Пятьдесят?

– Для рэпера столько лет прожить – позор в натуре… – сказал Бакс.

– Вот именно. Пятьдесят лет вместе! Застрелиться можно. Ну, допустим, прожили вы в браке пятьдесят лет и умудрились не застрелиться. Все равно потом конец. Умирать. А тут вы будете вместе навсегда. Вечный полдень, ну! – Элвис мягко улыбнулся. – Всегда суббота, доллар не падает, сердце не болит и все! Пойдем домой. Чего ты тут разлегся? Думаешь, ты – непреодолимый шлагбаум? Да ты даже не лежачий полицейский. Тебя нет.

За спинами рэпера и гида, вдали, показалась машина Лены. Та самая, обломки которой показывали по телевизору.

Максим закрыл глаза.

Но это не помогло – он продолжал видеть происходящее.

Машина Лены пронеслась сквозь Элвиса и Бакса, сквозь розовый кадиллак и огненную «альфа ромео». И сквозь него, Максима, лежащего поперек дороги. И умчалась к мосту, навстречу своей неотвратимой гибели.

А чуть позже за нею проследовала огромная фура с рекламным оформлением фирмы «Кока-Кола».

И наступила темнота, какой он никогда не видел в преисподней. Даже в особняке трех культуристов было посветлее.

Потом Максим открыл глаза. Он видел свои ноги.

Они бежали по асфальту.

И тут он вспомнил другие свои ноги, не эти – живые, в детских сандаликах. Они неслись по траве, и их неудержимо влекло вниз… И все было совсем не так, как сегодня. Бездумно и опасно.

Не было рядом никаких машин. И ажурного моста тогда еще не существовало – залив приходилось объезжать, следуя береговой линии. Да, собственно, и дорогой в том месте не пахло. 

* * *

Ему лет девять, и Лене столько же. Они впервые вдвоем удрали из школы – потому что захотелось прогулять урок. Именно вдвоем. С пацанами у Максика это случалось уже не раз…

Они пешком добираются до живописного обрыва недалеко от города – с тех пор эта площадка стала «их местом», пока они не отправились с классом в поход и не обнаружили другую, в горах, на одном из витков серпантина, где много позже закопали бутылку с запиской, отправленной самим себе в будущее.

Они стоят над косогором – очень крутым. Внизу – заросшая травой поляна, так и влекущая на свою мягкую перину.

– Эх, классно было бы спуститься тут! – вздыхает Максим.

– Классно, – соглашается Лена. – Но страшно.

И в самом деле, склон со множеством каменистых буераков настолько крут, что в случае падения попросту не сносить головы.

– А давай парой, взявшись за руки, – предлагает Максим. – Чего один не сделает, сделаем вместе.

Лена жмурится – не то от страха, не то от предвкушения счастья на двоих.

– А давай!

Они крепко берутся за руки. Смотрят друг на друга. И решаются.

Перейти на страницу:

Все книги серии Городская проза

Бездна и Ланселот
Бездна и Ланселот

Трагическая, но, увы, обычная для войны история гибели пассажирского корабля посреди океана от вражеских торпед оборачивается для американского морпеха со странным именем Ланселот цепью невероятных приключений. В его руках оказывается ключ к альтернативной истории человечества, к контактам с иной загадочной цивилизацией, которая и есть истинная хозяйка планеты Земля, миллионы лет оберегавшая ее от гибели. Однако на сей раз и ей грозит катастрофа, и, будучи поневоле вовлечен в цепочку драматических событий, в том числе и реальных исторических, главный герой обнаруживает, что именно ему суждено спасти мир от скрывавшегося в нем до поры древнего зла. Но постепенно вдумчивый читатель за внешней канвой повествования начинает прозревать философскую идею предельной степени общности. Увлекая его в водоворот бурных страстей, автор призывает его к размышлениям о Добре и Зле, их вечном переплетении и противоборстве, когда порой становится невозможным отличить одно от другого, и так легко поддаться дьявольскому соблазну.

Александр Витальевич Смирнов

Социально-психологическая фантастика

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза