Элвис жив

Нет, не совсем летит. Это вовсе не полет, хотя и очень похоже… Под ним – волна. Но не из тех, по которым он при жизни катался на своей любимой Сюзи. Доска под ногами вообще отсутствовала, и понадобилось еще некоторое время, чтобы понять: сегодня он – вовсе не серфер. И не чапающий «по морю аки посуху» Христос.

Он был частью этой волны, ее гребнем, несущимся с огромной скоростью на огромной высоте в сторону пока еще далекого южноморского берега.

Это показалось ему чрезвычайной удачей. Сейчас он напыжится, надует щеки, натужит мышцы, напряжет волю и начнет прессовать воду под собой. Так, чтобы скорость падала, а высота уменьшалась, чтобы до береговой кромки оставалось все так же далеко и вода не становилась смертельной угрозой обитателям побережья.

Однако ничего не происходило. Возможно, случись это на четвертый день, когда все вокруг волновало его остро, как живого человека; когда он еще ничего не знал ни об Элвисе, ни о трех культуристах, ни о своем будущем поражении в схватке желаний и ошибок, задуманное и получилось бы. Но день был уже восьмой (если не девятый), и, в общем-то, теперь его мало что должно волновать – а скоро и совсем будет все равно. Потому он не властвовал над этой волной, будучи всего лишь ее частью, малюсенькой капелькой на жидком горбу, ни на йоту не способной изменить ни предписанной ему судьбы, ни жизни тех, кто когда-то был дорог.

С высоты водяного гребня хорошо были видны родной город и знакомая ажурная конструкция металлического моста, на котором Лена, сидя в машине, неизбежно должна была услышать где-то жуткий, непонятный гул. И понять, что звук этот сродни поминальному бою церковного колокола…

Эх, если бы в этот гул вплелся ненавистный рингтон «Кашмир» в исполнении «зепеллинов», и удалось бы проснуться. Ненавистный – после многочисленных вечерних тусовок, но безошибочно показывающий, что ты, слава богу, не упился вчера до смерти. Что жив…

Был.

Да, был.

Вот ведь как оказывается – некоторые сны пробуждением вовсе не заканчиваются, и остается принять их за реальную жизнь. Вернее, за реальную смерть. Для других – потому что сам ты давно уже мертв, целых восемь дней, и тебе осталось только смириться с неизбежностью…

Волна продолжала неудержимо накатываться на берег, вздымаясь там, где ее теснили берега залива, на совершенно гигантскую высоту.

И ажурная конструкция, которой предстояло оказаться поврежденной водными жерновами гигантской мельницы, неотвратимо становилась все ближе и ближе.

Предпоследнее, что увидел Максим: две машины – легковая и разукрашенная рекламой «Кока-Колы» фура, – на огромной скорости несущиеся по направлению к мосту.

А последним стали три зыбких полупрозрачных человеческих силуэта между мостом и городом – двое спокойно стояли на дороге, третий лежал поперек нее. Будто кого-то пытался остановить. Кого-то или что-то…

Потом капелька на гребне волны окончательно слилась с мириадами подруг-теней, прошедших по земле за минувшие тысячелетия. Ничего от них давно уже не зависело.

А тот, от кого зависело все, был далек и абсолютно безразличен как к их судьбе, так и к судьбе любого. Да воздастся каждому по делам его…

Вот ему, Максиму Коробову, уже и воздалось.

И тут гул пропал, сраженный… нет, вовсе не «Кашмиром» – несколькими секундами звенящей абсолютной тишины.

Огромная волна замерла, словно натолкнувшись на невидимую стену. И через секунду с грохотом обрушилась в море.

До берега докатились уже не слишком большие гребешки, вполне, впрочем, подходящие для серферов. И Дель Пьеро, вытащив из ангара доску Француза, которую ему удалось-таки заполучить благодаря смерти хозяина, полез в воду.

В заливе волна лишь облизнула опоры металлического моста.

А в противоположной стороне Южноморска, возле старого маяка, сидел Курт и печально смотрел вдаль, уже не надеясь, что черепашка вернется.

Впрочем, еще больше ему хотелось, чтобы вернулся Француз – нехорошо они расстались. Но мертвые из могил не возвращаются.

19. Девятый день

Лена остановила машину, совершенно не понимая, где оказалась и куда направлялась. Некоторое время она сидела и озиралась, пока сзади не засигналили другие водители.

Лена свернула к тротуару и припарковалась.

И тут странное беспамятство прошло.

Погоди-ка, она же едет на работу. Сегодня плановая операция у Маргариты Копыловой из двенадцатой палаты. Ну да, все верно. А вчера она была у Тамарки Котовой-Ионовой в Прибрежном на пятнадцатилетии свадьбы. И, как было решено изначально, ни капельки не пила.

Она пожала плечами – ничего необычного.

Но какое-то сомнение продолжало ее беспокоить. Вроде бы что-то случилось, вроде бы с кем-то говорила…

Она достала свой мобильный. Глянула на дисплей. Набрала присутствующий в списке вчерашних исходящих номер, которым обычно пользовалась не чаще раза в год, перед встречей одноклассников:

– Алеша, привет! Слушай, я тебе звонила вчера во второй половине дня. Я – полная идиотка, прости. Напомни, зачем?

– Вроде бы звонила, – неуверенно сказал Алексей Севастьянов, одноклассник по прозвищу Севас.