Панна Говард еще несколько минут говорила в таком духе своим красивым контральто, но о чем? Магдалена не смогла бы повторить ее слова. Девушке казалось только, что розовый и белобрысый апостол в юбке, глашатай независимости женщин говорит, - это при студенте-то! - такие неприличные вещи, что лучше не слушать ее и думать о чем-нибудь своем. Но собственные мысли у нее путались, и поэтому Магдалена стала читать про себя "Отче наш" и "Богородицу". Само собой разумеется, обе молитвы настолько поглотили ее внимание, что она смотрела на панну Говард, слышала ее звучный голос, но ничего не понимала.
А студент, наверно, понимал, он то вытягивал, то поджимал ноги, поднимал брови, то правой, то левой рукой приглаживал непослушную шевелюру и вообще держался как преступник в застенке. Магдалена подумала, что он не испытывал бы таких мук, если бы, как она, читал хотя бы "Богородицу". Но он, наверно, безбожник, как все студенты, и не верит в силу молитвы, поэтому бедняга не может не слышать ужасных рассуждений панны Клары.
Окончив наконец свою речь, панна Говард подошла к письменному столу и стала развязывать и развертывать, а потом снова завертывать и завязывать сверток бумаги со своей любопытной статьей об этих самых... детях. Маня в это время подошла к студенту, и они стали вполголоса разговаривать.
- До свидания! - сказала девочка. - Во вторник придете?
- Неужели вы сомневаетесь в этом?
- И принесете Красинского?
- С объяснениями.
- Вы совсем заработались... До свидания.
- До свидания.
Студент едва коснулся ее руки, но как они смотрели друг на друга! С такой братской нежностью и притом так печально, словно прощались навеки, хотя расставались только до вторника. Магдалене хотелось расцеловать их обоих, смеяться с ними и плакать, словом, делать все, чего бы от нее ни потребовали, такими они казались ей красивыми и такими несчастными оттого, что увидятся только во вторник.
В эту минуту панна Говард вручила сверток студенту; небрежно попрощавшись с нею, тот опрометью бросился вон, надеясь, наверно, еще раз взглянуть на Маню, которая уже успела выйти из комнаты.
Панна Говард сияла. Она снова опустилась в кресло и, глядя в потолок, словно там витали ее мечты, сказала Магдалене:
- Вы пришли поговорить? Какой интересный молодой человек, не правда ли? Я люблю следить, когда в молодой душе зарождается и развивается высокая идея или чувство...
- О да, - подтвердила Магдалена, думая о студенте и Мане.
- Стало быть, вы тоже заметили?
- Конечно, это сразу видно...
Состроив скромную и озабоченную мину, панна Говард сказала, понизив голос:
- Не могу понять, что могло ему во мне понравиться...
Магдалена вздрогнула от неожиданности.
- Наверно, общность стремлений... взглядов, - мечтательно продолжала панна Говард. - Да, существует сродство душ... Но не будем говорить об этом, дорогая панна Магдалена, поговорим лучше о вас... Ах, какой он энтузиаст! Как он слушает мои статьи! Когда у меня появился такой слушатель, я поняла, что можно красиво слушать. Однако довольно об этом, панна Магдалена, поговорим о вас. У вас тоже своя печаль?.. Оригинальный молодой человек!.. С чем вы пришли ко мне? Наверно, тоже сердечко забило тревогу?.. Угадала? О, мы, женщины, существа особенные: мы презираем толпу этих зверей, мужчин, но если встретится человек исключительный... Вы что-то таите на сердце, панна Магдалена, давайте поговорим. Что же вы хотите мне сказать?
Услышав поэтический лепет панны Говард, Магдалена так растерялась, точно ее вдруг перенесли в незнакомую местность. Неужели это она, та самая надменная, вспыльчивая, порою просто злая панна Говард, которой побаивается пани Ляттер, которая в присутствии молодого студента говорила непристойности? Она толкует о сродстве душ и сердечных тревогах?..
Магдалена не могла сдержаться, - уже несколько дней готовился этот взрыв, и вот он произошел. Девушка упала на колени перед панной Говард, обняла ее за шею и, целуя, воскликнула:
- Ах, какая вы хорошая, какая хорошая! Я думала, что вы только очень умная, но у вас нет сердца. Что же это я делаю? - прибавила она, вскакивая и садясь на табурет рядом с креслом.
- Восторженное дитя! Восторженное дитя! - снисходительно сказала панна Говард. - Кто же он, кому отдали вы свое сердце?
- Вы думаете, я влюблена?.. Нет!
Тень неудовольствия пробежала по розовому лицу панны Говард.
- Я только хотела, - продолжала Мадзя, - поговорить с вами, потому что вы такая умная, такая энергичная, а я так нуждаюсь в поддержке...
- Так вы с каким-нибудь серьезным делом? - спросила панна Говард тоном наставника, который дает советы во всех серьезных делах.
- О да, очень серьезным! - лихорадочно проговорила Магдалена. - Но это тайна, которую я унесу с собой в могилу... Впрочем, - прибавила она с глубоким вздохом, - вы такая умная, такая - я сегодня убедилась в этом благородная, хорошая, милая...
- Как сказать, шалунья! - со смехом прервала ее панна Говард.