Эмансипированные женщины

Они расплатились и вышли. Когда они сели в карету, чувство злобы и сожаления охватило Эленку.

- И подумать только, - говорила она, - что у меня на все это нет денег! Нечего сказать, хороша справедливость! Ада родилась в семье миллионеров, а я - дочь начальницы пансиона. Она за годовой доход могла бы купить целый магазин, а у меня еле хватит на два платья.

- Стыдись, Эля!

- О да, люди, у которых нет денег, всегда должны стыдиться. Ах, если бы наконец наступил общественный переворот, о котором я все время слышу от Казика.

- Думаешь, ты ходила бы тогда в шелках?

- Конечно. Богатства принадлежали бы умным и красивым, а не уродам и простофилям, которые и оценить-то их не умеют.

- Я уверена, что пан Казимеж так не думает, - перебила ее Мадзя.

- Еще бы, конечно, не думает, только наслаждается жизнью и за себя и за меня. Но придет, быть может, и мой черед.

После этого разговора в душе Мадзи проснулась еще большая неприязнь к Эленке.

"Боже! - думала она, - чем быть такой дочерью и такой женщиной, лучше уж сразу умереть! Дай только Элене волю, она разорит мать".

Вскоре после того, как они вернулись домой, в пансионе кончились занятия. Мадзя стояла у окна и смотрела на улицу, где в эту минуту начал падать снег. Она видела, как девочки разбегаются по домам, словно шумный пчелиный рой, улетающий в поле; затем видела, как по двое и поодиночке идут учителя, и наконец заметила Дембицкого; около старика вертелся какой-то щеголь, одетый, несмотря на снег, в один узкий сюртучок и маленькую шляпу. Дембицкий медленно пересекал двор, иногда приостанавливаясь, а молодой человек забегал то справа, то слева, хватал его за пуговицы шубы и что-то с жаром говорил ему.

Снег на минуту перестал падать, молодой человек повернулся к окну, и Мадзя узнала пана Сольского. Невольно сравнила она бедную Элену, которая мечтала о шелках и брильянтах, и миллионера, который в узком сюртучке выходил на такой мороз.

Собеседники исчезли в воротах, а Мадзя подумала:

"О чем это они толкуют, уж не об Эленке ли? Если Дембицкий расскажет пану Стефану, как она вела себя на занятиях, то я бы на ее месте отказалась от поездки за границу".

Глава восьмая

Планы спасения

Дембицкий и пан Стефан в эту минуту действительно вели серьезный разговор о пани Ляттер.

Начали они с того, что отправились обедать в изысканный ресторан на Краковском Предместье, где заняли самый уютный кабинет с готическими креслами, обитыми зеленым утрехтским сукном, и двумя большими зеркалами, на поверхности которых обладатели колец с брильянтами выписывали соленые словца, не отличавшиеся особым вкусом.

Щеголеватый кельнер во фраке и белом галстуке, с прямым пробором, подал им карточки и начал предлагать меню.

- Начнем с водочки и закуски, - предложил кельнер.

- За водку спасибо, - отрезал Дембицкий.

- А мне, пожалуйста, - сказал Сольский.

- Есть свежие устрицы.

- Отлично, - заявил Сольский.

- Так, к водке можно подать устрицы. Дюжину?

- К водке подайте два соленых рыжика.

- Два рыжика и дюжину устриц?

- Два рыжика без устриц, - ответил Сольский. - А может, вы, сударь, хотите устриц?

- Гадость, - проворчал Дембицкий.

- А на обед? - спросил кельнер.

- Мне - борщ, затем можно судачка, ну, кусочек сернины и компот, заказал Сольский.

- Мне то же самое, только вместо сернины говяжью котлету, - прибавил Дембицкий.

- А вино?

- Полбутылки красного, - сказал Сольский, - а вам?

- Содовой воды.

Когда кельнер вышел из кабинета, навстречу ему шагнул хозяин.

- Ну как? - спросил он.

Кельнер махнул рукой.

- Рубля на два наберется.

- Только! - вздохнул хозяин. - Денег у таких - хоть пруд пруди, а всегда они скупы. Но ты к нему со всем уважением, он с вашим братом хорош, это пан Сольский.

- Который, тот, что постарше, или тот, что помоложе? - полюбопытствовал лакей.

- Тот, что помоложе, у которого не хватает денег на шубу.

Обслуживал кельнер на славу. Вовремя подавал кушанья, входя в кабинет, покашливал, выходил на цыпочках и Сольского титуловал ясновельможным. Гости за обедом беседовали.

- Вы, сударь, так ничего и не пьете, даже кофе, - говорил Сольский. Не ложная ли это тревога с сердцем?

- Нет. С каждым годом мне все хуже, - ответил Дембицкий.

- Тем больше оснований заняться нашей библиотекой, вряд ли вам полезно бегать вверх и вниз по этажам, - сказал Сольский.

- С каникул, с каникул. Не могу я бросить пансион, куда меня соблаговолили принять, да еще в необычное время.

- Как хотите. Что же касается пансиона, то у меня к вам просьба.

- Я вас слушаю.

- Худые толки идут о пани Ляттер, - продолжал Сольский. - Мои родственницы обвиняют ее в том, что она вводит в пансионе курс эмансипации, что какая-то панна Говард хочет непременно сделать из девочек независимых женщин.

- Сумасбродка, - улыбнулся Дембицкий.

- Не будем говорить об этой сумасбродке, хотя из-за ее пропаганды пани Ляттер может лишиться нескольких учениц. Хуже скандальная история с сыном пани Ляттер и какой-то учительницей, вот о чем слух идет в Варшаве.

Дембицкий покачал головой.