Эмансипированные женщины

- Ясное дело, оставлю деньги за вами до половины июля, - с поклоном ответил Згерский. - Но в июле я решительно должен получить с вас этот долг, в противном случае мне грозит неприятность, вы же, насколько я вас знаю, никогда до этого не допустите.

- Ну разумеется!

- Я в этом уверен, помню даже ваши слова, которые потрясли меня до глубины души и пробудили величайшее уважение к вам: "Даже если мне придется, сказали вы, продать всю собственную мебель и весь школьный инвентарь, я в срок верну вам эти пять тысяч".

- По нашему условию, вся мебель и весь инвентарь уже принадлежат вам, прибавила пани Ляттер.

Згерский махнул рукой.

- Пустая формальность, на которой настаивали вы, сударыня. Я бы прибегнул к подобной мере лишь в том случае, если бы это представляло выгоду для вас.

- Итак, вы переносите срок уплаты пяти тысяч на середину июля? спросила пани Ляттер.

- Да. Вот когда надо мною повиснет дамоклов меч! Верите, сударыня, могут описать мою мебель!

Пани Ляттер налила гостю новую рюмку.

- Скажите, сударь, - начала она через минуту, - а что, если в этом или в будущем месяце мне понадобятся еще четыре тысячи тоже до середины июля?

- Как еще? Невероятно! - возразил Згерский, пожимая плечами.

- Отчего же? Все может быть. Ведь многие ученицы уплатят мне только в конце июня.

Згерский задумался.

- Трудно вам приходится, - сказал он. - Весьма сожалею, что поместил весь свой капитал в акции сахарного завода... Да, как говорится, весьма сожалею... Вы знаете, сударыня, сахарные заводы дают сейчас восемнадцать и двадцать процентов дивиденда. Если бы не это, пришлось бы мне порядком жаться... Ясное дело, я сожалею не о том, что у меня есть акции, а о том, что не могу ссудить вас на такой небольшой срок.

Пани Ляттер покраснела.

- Жаль, - сказала она.

Згерский допил рюмку и почувствовал непреодолимое желание щегольнуть своей осведомленностью.

- Я уверен, - начал он, - что вы не подумаете, будто я не хочу оказать вам услугу. Не буду говорить о моем самом искреннем расположении к вам, когда речь идет о деловых интересах, об этом не говорят, - скажу только, что я по справедливости горжусь теми чувствами, которые питаю к вам. Не буду говорить о них, но если бы даже я выступал как человек сугубо деловой, то я ведь знаю, сударыня, что ссудить вас деньгами - это значит, выражаясь языком финансистов, надежно поместить капитал. Будем откровенны, сударыня! Даже Мельницкий представляет солидную гарантию, что же говорить о Сольском! Боже мой!

Згерский вздохнул, пани Ляттер опустила глаза.

- Я не понимаю и не хочу понимать вас, - произнесла она, понизив голос. - Прошу вас вовсе не касаться этого вопроса!

- Я понимаю вас и преклоняюсь перед вашей деликатностью, но... Разве мы повинны в том, что Мельницкий рассказывает на всех перекрестках, что получил отказ, и толкует при этом о своей любви к вам. В конце концов никто этому не удивляется, а я меньше всего, - прибавил он со вздохом.

- Мельницкий чудак, - улыбнулась пани Ляттер. - Но пан Сольский никаких, решительно никаких оснований не давал... и, признаюсь, подобные толки оскорбительны для меня...

- Но эти толки дошли из Рима, где живет несколько польских семейств, которые заметили, что пан Стефан увлечен панной Эленой.

- Я ничего, решительно ничего об этом не знаю, - сказала пани Ляттер. Можно подумать, что наш пансион - это крепость, куда не доходят никакие слухи.

- Гм! - пробормотал Згерский. - Вероятно, все-таки дошли, и, надо полагать, из надежного источника, раз обеспокоили пана Дембицкого.

- Дембицкого? - с удивлением повторила пани Ляттер.

- Да нет, это только мое предположение, - поспешил прибавить пан Згерский. - Я рассказываю вам об этом исключительно из дружеских чувств.

Пани Ляттер была вне себя от удивления.

- Вот видите, сударыня, как хорошо иметь наблюдательных друзей. Пан Дембицкий, как известно, давно знаком с Сольским, сейчас они еще больше сблизятся, потому что пан Дембицкий берет на себя заведование библиотекой Сольских.

- Я об этом ничего не знаю, - прервала его пани Ляттер.

- Зато я все знаю и все слышу, - с улыбкой возразил Згерский. - Знаю я и о том, что панна Элена однажды была резка с паном Дембицким.

- Ах, во время занятий по этой несчастной алгебре!

- То-то и оно. Стало быть, я имею основания предполагать, что пан Дембицкий не питает особой симпатии к панне Элене и, пожалуй, не очень был бы рад служить у нее... Видите ли, сударыня, из мелочей складываются крупные события.

- Я все еще ничего не понимаю.

- Сейчас вы все поймете. Так вот, дня через два после того как до меня дошли слухи о том, что пан Сольский ухаживает за панной Эленой, один из моих друзей вспомнил, что пан Дембицкий расспрашивал его...

- О чем?

- Не более, не менее, как о размере суммы, которой я ссудил вас, и даже... о размере процента. Согласитесь сами, что это проявление заботы со стороны пана Дембицкого могло бы показаться странным, если бы мы не имели оснований причислять его к партии недоброжелателей.

- Какой негодяй! - вспыхнула пани Ляттер. - А потом, что это за партия недоброжелателей? Вы меня просто пугаете...