Эмблема печали

— Здравствуйте, девочки! — Коша чуть подвинулся, давая возможность девице, лежащей на полке, туго закутаться в простыню. — Приношу всяческие извинения, но, выходит, мы должны немножко познакомиться.

В купе были три молодые девушки и старуха на верхней полке. Стрельба и грохот в вагоне, загнавшие всех пассажиров на свои места, вызвали всеобщую нервозность, но нервозность эта проявлялась у всех по-разному. Две девицы из трех по инерции продолжали улыбаться.

— Погода хорошая, не правда ли? — сказал Коша и кончиками пальцев погладил свой пистолет. — Вы знаете, обожаю, когда дождь. Льет как из ведра, а ты в дороге, а ты в уютном купе… — Он протянул руку, на которой блеснуло обручальное золотое колечко, и взял развернутую чужую книгу, заглянул. — Ах, «Анжелика»… Чудное чтиво! Но дурно, очень дурно все это переведено… По-французски! По-французски, девочки, читать надо. Ну да ладно. — Он громко захлопнул книгу. — Я, собственно, по делу!..

— Да ты тут кто такой? — девица, лежащая на нижней левой полке, неожиданно села и отбросила простыню. — Кто вы такой? — Она потерла заспанные глаза. На ее простом деревенском лице прочитывалось мучительное похмелье. Она запахнула и застегнула свой халатик. — Пошел вон!

— Боже, Боже, к нам явилась сама простота… — грустно сказал Коша. — Большие Говнищи собственной персоной… Абдулла! — позвал он. — Мадемуазель интересуется, откуда мы? — Он сделал знак только пальцами. — Пожалуйста, расскажи ей содержательно.

Татарин влетел в купе. Напугать до смерти могли уже только его черные веселые глаза. Ни слова не сказав, он ухватил девушку за запястье, вывернул ей за спину руку, причем девица испустила только один коротенький, но жуткий горловой вопль, и вытащил в коридор.

— Я опять прошу прощения, — сказал Коша. — Конечно, мы поступаем крайне некрасиво, можно даже сказать, дурно поступаем, но мы, увы, ограничены временем.

В полураскрытую дверь всунулась улыбающаяся физиономия Абдуллы.

— Я ее обыщу? — спросил он.

— Конечно… Конечно, поищи у нее, мало ли куда можно засунуть пакетик…

— Мы ее вдвоем обыщем!

Дверь захлопнули снаружи. Коша повернулся к девушкам, сидящим напротив него, и сказал голосом строгого учителя:

— Так вот что меня интересует! — Глаза девушек были сосредоточенны, и в них — напряжение. — С нами в одном вагоне едет такой молодой человек. Его трудно перепутать, половина лица у него, как у негра, черная. Он обжегся неудачно.

— Обжегся? — неожиданно спросила одна из девушек и сразу замолчала.

— Утюгом! Не хотел сказать, где лежала одна вещь, гладил брюки и обжегся. Бывает. Так вот, меня интересует: может, он заходил к вам? Может, оставлял какой-то предмет?

Одна девушка отрицательно покачала головой, другая почему-то кивнула, но кивок также явно означал — нет, старуха со своей верхней полки беглым движением щепотью окрестила Кошу.

— Понятно! — вздохнул тот. — Понятно… — Он взял пистолет со стола, снял с предохранителя и направил ствол на верхнюю полку. — Начнем с бабуси…

— Чего тебе, антихрист?! — прошипела старуха.

— А ты, бабуся, не ершись, не ершись, а то пристрелю ведь, я же сказал, времени у меня нет. Давай быстренько раздевайся и скидывай все сюда, на пол. Не стесняйся, твои мощи моему глазу противны, я не смотрю.

Больше старуха ничего членораздельного не произнесла, она только кряхтела, но довольно быстро исполнила неприятное указание.

— Простыню… Потом наволочку, одеяло, подушку, матрас!

— Я буду, да… — начала было девица, но качнувшийся ствол пистолета заставил ее на полуслове замолкнуть.

Тяжелой волной вниз повалился желтый полосатый матрас, и голая старуха с каким-то звериным подвывом забилась в глубину совершенно пустой полки.

Коша ударил весело каблуком по красному пластмассовому Буратино и сообщил:

— Ничего у бабуси нету, видите?

Одна из девушек зачем-то кивнула.

— Ант-тихрист! — прорычала неразборчиво старуха.

— Впрочем, я так и ожидал. — Ствол пистолета сделал в воздухе небольшую металлическую петлю. — Теперь ваша очередь, девочки.

За дверью в коридоре раздавалось громкое сопение и царапанье, будто длинные ногти скребли по кожзаменителю откидного стула.

— Вот ты! — Коша показал стволом в грудь светловолосой крупной девицы. Девица была одета в платье на шнуровке. — Расшнуровывайся потихонечку. А потом и чемоданы посмотрим.

— У меня сумка! — сильно побледнев, сказала девица.

— Значит, сумку посмотрим! Расшнуровывайся!

Лицо девушки окаменело и стало похоже на мраморную надгробную маску. Потом застывшие ноздри неожиданно с силой раздулись, светлые глаза болезненно помутнели, она подалась немного вперед и негнущейся рукой, действующей будто по чужой воле, слегка царапнула Кошу по щеке.

— Ого! — сказал Коша. Он поднялся на ноги, снова наступив, на этот раз уже случайно, на красного Буратино, и переложил пистолет в другую руку. Мраморное лицо девицы перекосило страхом, она завизжала и, пытаясь спрятаться, забралась в самый угол своей полки. — За удовольствие придется уплатить, мадемуазель, — сказал Коша. — По счету!