Эмблема печали

— Нет у меня пакета, — сказал Алексей. — И где он, я тоже не знаю. Давай-давай, побыстрее, не задерживай…

Когда Мирный разделся догола и опять сел на свое место, мальчишка сказал:

— Вот теперь и познакомиться можно. Меня Алеша зовут. И ты зря подумал, я не голубой! Мне девочки нравятся!

«Если я сейчас пристрелю эту падаль, — спокойно соображал он, — меня просто изрешетят. Ничего не поможет. Взять его в заложники? Не тот случай, им терять уже нечего. Нужно как-то иначе».

— А меня Сеня зовут, — плохо сознавая, что происходит, пробубнил Мирный.

— Слушай, Сеня, а ты, по-моему, пистолета боишься, — сказал Алексей. — Слушай, Сеня, а если мы так поступим — я тебя отсюда выпущу в коридор и запрусь изнутри, а ты воздержишься и дверь ломать снаружи не будешь?

Мирный качнул головой в знак согласия. От близости заряженного ствола он действительно чувствовал себя крайне неуютно.

— А для верности, Сеня, — сказал Алексей, — я вот эту интимную деталь твоего туалета у себя оставлю! — Свободной рукой он подхватил с пола сброшенные трусы Мирного. — Так что давай одевайся! Не тяни!

Неуклюже пригибаясь, бандит оделся.

«Одно из двух, — соображал Алексей. — Либо он разъярится окончательно и взломает дверь, либо проглотит. Все зависит, к сожалению, от порядков той зоны, на которой он последние годы проживал. К сожалению, я их точно не знаю. В любом случае можно будет стрелять через дверь!»

— Оказался мальчик! — сказал за дверью голос Абдуллы. — Сеня, — голос Абдуллы сделался гадостным и слащавым, — как мальчик?

— Думаешь, любовь у них? — спросил лысый.

— Чужой интим — это святое! Вряд ли пакетик у него! — сказал Коша. — Вот я бы хотел понять, куда делся наш любимый проводник. А ты чего такой перекошенный? — спросил он у Зямы, непроизвольно хватающегося за живот. — Тошнит тебя?

— Не, я трупа не боюсь… Поносит после самогона. Дрянь самогон, гнилой. Вчера пили.

— Пойди в сортир! — оскалился лысый.

— Нет, — сказал Коша. — Придется тебе в штанишки делать на ходу. На сортир времени больше нет. Да что же он так долго! — Коша легонечко постучал в закрытую дверь: — Мирный, не тяни. Время кончилось!

Алексей глянул на дверь и поправил свои длинные волосы. Тоненькая рука не дрожала, а глаза из-под волос смотрели спокойно и ехидно.

— Боишься, Сеня? — спросил он.

— Боюсь! — тихо пробубнил Мирный.

— Трус ты, Сеня, трус, вынужден с тобой согласиться, но таким уж ты родился, ничего не поделаешь.

Мирный не шевельнулся, он тупо сидел, выпятив нижнюю губу, и остекленевшими глазами смотрел на Алешу.

— Что там у тебя? — послышался из-за двери голос Коши.

— Уйди! — громко и отчужденно сказал через дверь Мирный. — Уйди, пока не выстрелил.

16

В вагоне заметно потемнело. Опять начался дождь, и движущееся пространство медленно заволакивало водяными потоками. Поезд заметно сбросил скорость. Опять мелькнул мимо маленький светофор, и мокрые машины блестели за полосатой чертой шлагбаума.

— Последний перегон, сматываться надо, — шепнул Абдулла прямо в ухо Зямы. — Накроют, как зайчиков!

— Посмотри, где там наш проводник? — сказал Коша одному из бритых и указал в конец коридора. — Быстро!

Теперь поезд тащился уже совсем медленно, не больше двадцати километров в час. За текущей по стеклам водой пейзаж почти останавливался.

— Он куда-то исчез! — закричал со стороны тамбура лысый. — Нету здесь!

— Наш, наш… — Хватаясь за живот, Зяма почти приседал. — Он же сумасшедший.

— Думаешь?

— А ты видел, он чай носил, когда мы по купе шмонали. Ясно — псих со справкой.

— А теперь этот псих открыл своим ключом тамбур и ушел, — сказал Коша. — Наверное, за заваркой.

— Сейчас заварят нам чифирчику! — сказал Абдулла. — Горяченького!

— Точно! — согласился Коша. — С лимоном!

— Что случилось? — спросил Мирный. Он вышел из купе, застегивая ремень. — Нашли что-то?

— Проводник исчез, — ответил Коша. — Ни хрена не нашли. И не возьмем уже.

— Почему?

— А время кончилось! Нету у нас больше времени.

Лысый почему-то знаками из другого конца коридора просил подойти.

— Пойду посмотрю, — сказал Коша. Через минуту он вернулся. — Тамбур по ходу с той стороны закрыт. Против хода, думаю, тоже. Брать будут. — Он улыбнулся, проверил свой пистолет и зачем-то опять посмотрел на часы. — Сейчас приедем. Думаю, искать больше не стоит! — Весело покосился на Зяму и прибавил: — Немножечко еще потерпи. Сейчас нам дадут просраться.

— Плохо, — сказал Мирный. — Они, наверное, группу сюда пригонят.

— Полк!

— А ты думал? Сейчас оцепят и передушат, как цыплят.

— Как это отцепят, у нас же не последний вагон?!

— Не отцепят, а оцепят, понял? Обработают, как между тонкими листами фанеры.

— Как? — почему-то наморщив лоб и растерев его до красноты кулаком, спросил Мирный. — Как обработают?

Убрав под пуговицу свои часы и проверяя запасную обойму, Коша объяснил:

— Знаешь, в Москве на Кирпичном король один был, мужик без рук, так он ногами долбил. В ментовке убили, потому что отстреливаться не умел, только драться и убегать. Положили меж двумя листами фанеры и — сапогами, и — сапогами!.. Даже рук выкручивать не стали, потому что рук у него и не было.