Эмигрант

— Я остановился на паранойи мистера Уана. Он способен исчезать. Это я вам точно говорю. Как у него это получается, я не знаю. Но имея столь выразительный образ невозможно оставаться незамеченным. Даже в многолюдной толпе такой человек, как мистер Уан, будет выделяться хотя бы своеобразной походкой или манерой речи. Меня напрягает эта особенность. Риск быть поглощенным душой человека, способного исчезнуть в любой момент… Это схоже на рождение в семье, где отец может убежать в любой момент. Или на ситуацию с женой султана, имеющего свой гарем, в котором ты- ненужная вещь, просто так присвоенная человеку и совершенно ему ненужная.

— Но вы утверждали, что хотите быть рабом. Быть поглощенным мистером Уаном. Это лучший для вас сценарий.

— Нет, — отрезал Питер. — Да, я желаю быть рабом. Но рабом мистера Уана я быть не хочу. Это намеренное тление в муках… Под его покровительством я буду одинок. А рабом я желаю становится по причине как раз-таки избавления от одиночества.

— Поэтому вы заговорили со мной, чтобы я взял вас в рабство.

— Это уже не имеет значения. Так что вот, — Питер встал. — Я выведал вам все, что знаю о мистере Уане.

— Слишком скудная и субъективная информация, — Вильгельм еще раз взглянул на валяющийся в грязи кусок ноги кальмара. Это было похоже на пиявку, выброшенную на сушу и не имеющую доступу к крови. Жалко, невыразительно, одиноко.

Герой заметил, как его собеседник, задвигая стул, не сводил глаз с узкой тропинки, проходящей между забором, ограждающим территорию санатория, и маленькой и старой библиотекой. Вильгельм обернулся. Там никого не оказалось.

— Вы следите за моими глазами, — сказал, грустно ухмыляясь, Питер.

— Там мистер Уан, верно?

— А вы его не видели?

Вильгельм еще раз оглянулся. Снова никого.

— Нет.

— Тогда да, смотрел именно на мистера Уана.

Герой еще раз посмотрел назад. Никого.

— Ты опять играешься со мной? — душа Вильгельма вновь начала загораться.

Питер, понимая, что все снова может обернуться дракой, сделал шаг назад.

— Вы слепой? Ведь там ваш желанный мистер Уан! Там! — серая личность указала пальцем за спину героя.

Вильгельм обернулся. Никого. И Питера нет. Он убежал. За углом мелькнуло его серое пальто. Но герой не побежал. Он пошел в обратную сторону мимо библиотеки. Тяжелая дверь со звоном распахнулась. На небольшое крылечко перед входом вышла молодая пара. Человек в светлом пальто окликнул Вильгельма, вставшего под окном старого здания.

— Извините, не найдется сигареты?

— Да, сейчас, — из правого кармана своего черного пальто герой вытащил пачку сигарет и протянул ее незнакомцу. Тот вытянул одну и поблагодарил укутанного в шарф мужчину. Молодая пара медленно пошла по узкой тропинке, вымощенной плиткой, и увлеченно что-то обсуждала.

Снова в голове Вильгельма возник темный переулок и таинственный заказчик. Его темный силуэт закрывал собой свет уличных фонарей. Не было даже нечетких очертаний его лица. Темный и большой овал с длинными, вытянутыми цилиндрами по бокам. Таинственный, хриплый и громовой голос, твердящий: «Ты одинок». Вильгельм, жалко свернувшийся в клубок.

— Ох, черт, — простонал герой и засунул пачку сигарет обратно в карман. — Что же я наделал? Что я наделал?!

Пытаясь сорвать с себя шарф, Вильгельм только сильнее сдавливал себе шею. Но он не останавливался. Туже… Туже… Шея сжималась, появлялась боль, глаза боязливо оглядывались вокруг. Никого. Вильгельм был один. Один навеки. Один навсегда. Сил уже почти не оставалось. Воздух поступал в легкие все хуже и хуже. Вдруг кто-то коснулся плеча героя.

Позади Вильгельма стояла старуха. Ее морщинистое лицо дрожало, палка беспорядочно крутилась перед глазами. Вдохнув побольше воздуха, герой отошел и дал пройти бабушке, которая, неспешно стуча палкой, зашла в библиотеку.

Особенно серое и мрачное небо затуманило головы окружающих. Никто не смотрит друг на друга, не видит красоту мира. Все окутано в дыме. Гуляет по округе загадочность и таинственность человеческих душ. Прошло время, когда все было понятно и просто. Настоящее куда сложнее. Оно путает карты, закрывает тебе глаза и не дает полноценно присмотреться к окружающему. Перед тобой ты сам, твоя душа, которую не видно. И все. Где люди? Где все радости жизни? В один миг можно проснуться и не увидеть ничего. Ослепнуть и потерять смысл жизни. После потерь начинаешь жалеть, что не дорожил прошлым. И снова наступаешь на те же грабли. Сожалея, мы тратим настоящее, которое уходит в прошлое и превращается в былое, о котором мы так горестно плачем. Наслаждаться нужно сегодняшним днем! Так говорят… Но что, если нет чувства времени? Может ли плакать о прошлом тот человек, что никак не связывает себя со временем? Он не боится потратить жизнь в пустую, потерять лучшие годы, состариться. Он боится умереть, но не боится потерять жизнь. Будет ли такой человек вспоминать о прошлом?