Эмигранты

Сколько себя помнил Леонид, вопрос религии, вопрос веры, никогда не заострялся в их семье. В комнате бабушки висели иконы, но в церковь она ходила редко, зато Рождество и Пасху праздновали всегда, готовили елку, пекли куличи, красили яйца, делали творожную «пасху» с изюмом и цукатами. Но к заутрени никогда не ходили, в церковь бабушка водила его только в День ангела, говоря, что надо помолиться ангелу-хранителю. После смерти бабушки мать иконы положила в сундук, но когда он ложился спать, обычно крестила его и говорила: «Спи с богом». Рождество и Пасху уже не праздновали, как при бабушке, не делали елку, не пекли куличи, но, наверное, потому что трудно было с продуктами. Мать в церковь не ходила, Леонид не видел, чтобы она когда-нибудь молилась, но не любила, когда при ней начинали богохульствовать и смеяться над религией, говоря, что это неуважение к чувствам человека. Он знал только одну молитву «Отче наш», которой выучила его бабушка в детстве и дальше этого его религиозные познания не шли.

Здесь же было совсем иное. Во всех комнатах дома висели иконы, в том числе и в дядином кабинете. В субботу и в воскресенье, а также по церковным праздникам в столовой, в спальне дяди и тети и в комнате девочек горели лампады, которые тетя Зоя зажигала сама, не разрешая делать это Василию-большому или Василию-маленькому, говоря, что они «нехристи», но чистил лампады до ослепительного блеска Василий-маленький. Видимо, «нехристю» это было сподручнее делать, чем тете Зое.

Каждое воскресенье девочки, нарядно одетые, шли в церковь. Позднее туда шла и тетя Зоя, которая говорила, что отстоять всю обедню она не может — очень утомительно. Дядя Семен в церковь ходил редко, видимо, был сильно занят.

— Машенька, а почему Леня не ходит с девочками в церковь? — спросила тетя Зоя, увидев, что Леонид пошел с книжкой в беседку, когда девочки собрались в церковь. — У нас здесь все ходят в церковь. Я и тебе советую не нарушать этого правила. Узнают, что вы не ходите в церковь, начнутся неприятные разговоры.

И с тех пор, чтобы не подводить дядю Семена и тетю Зою, мать и Леонид стали ходить по воскресеньям в церковь. Леониду понравилась церковь — небольшая, уютная, пронизанная солнцем, дробившимся в ризах икон. Он слушал пение хора, не вникая в слова песнопений, а просто как приятную мелодию. Кадильный дым клубился в солнечных лучах, принимая причудливые формы. Он не молился, но под пение хора думалось о чем-то хорошем и интересном. Но стоять долго надоедало и он выходил на улицу под неодобрительными взглядами старух. По карнизам церкви ходили толстые голуби и громко ворковали. Если задрать голову, то виделись верхушки деревьев и плывущие над колокольней пухлые облака.

Иногда к воскресному обеду приходил священник — отец Владимир. Высокий, полный, с гривой седеющих волос и большой бородой. Он благословлял всех размашистым движением руки и садился во главе стола, где в другие дни сидел дядя Семен, обводил всех сидящих строгим взглядом и, казалось, давил на всех своим присутствием. Говорил всегда только он один, а другие только слушали. Водку он пил большой, специальной «его» рюмкой, но не хмелел. Тема его разговоров была одна — об оскудении веры христовой, о гонении сатанинском на православную церковь, о скором втором пришествии за грехи наши. Эти разговоры повторялись каждый раз, когда приходил отец Владимир, и, видимо, другая тематика его не интересовала. Даже тетя Зоя как-то сказала матери Леонида: «Нашего батюшку можно один раз послушать и хватит, а потом всегда повторяется! Он и проповеди-то только об этом говорит».

После обеда отец Владимир прятал крест и садился с дядей Семеном и двумя другими партнерами, специально заранее приглашавшимися для этого, за карты. Теперь он становился простым и мирским, смеялся, курил и был куда симпатичнее, чем за обедом.

Узнав, что мать с Леонидом приехали «оттуда», отец Владимир сказал ей только: «Рад, что вырвались из царства бесовского!» Но расспрашивать ничего не стал. Видимо, у него сложилось твердое представление о жизни в России и никакие разговоры о подлинной жизни там этого представления поколебать не могли.

Так новый круг знакомств расширялся все больше.

Прошло недели две со дня знакомства с полковником Капельницким. В доме он больше не появлялся, но напомнил о себе совсем неожиданно. Однажды тетя Зоя зашла в комнату к матери Леонида и несколько смущенно сказала:

— Машенька, смотри, про тебя написали, — и протянула матери газету.

— Про меня? — удивилась мать. — Что же могут про меня написать? Я под извозчика не попадала, как чеховский герой. Странно!

Она взяла газету и стала читать. Лицо ее покрылось красными пятнами, руки задрожали и она заплакала.

— Господи, какая ложь! — сказала мать сквозь слезы. — Как могла такое написать?! Ведь я же ничего подобного никому не говорила!