Эмиграция (июль 2007)

В середине лета приехала Катя Хрусталева. Катя была внебрачной дочерью дяди Жени, по рождении мать ее бросила, велев своей сестре, будущей Екатерине Никифоровне Воиновой, матери поэта Игоря Воинова, отвезти младенца в Витебск к холостому отцу, что та и сделала. Я не знаю, почему дядя не женился на матери Кати, мне кажется, что она была замужем, и рождение девочки было скрыто от ее мужа, но, может быть, были и другие причины. Не зная, что делать, дядя выписал бабушку Клавдию Семеновну Лозинскую, та увезла ее к себе, и она долго жила у бабашки и тети Юли, также у нас или в Либаве у тети Сони Рего. Когда дядя женился на Фелиции Феликсовне Кублицкой-Пиоттух, тетя Феля очень хорошо отнеслась к Кате и стала считать дочерью. Но Катя продолжала жить в Петербурге и наезжала в Витебск и Биково на каникулы.

Но все кончается, и мы вернулись в Петербург, уже в новую квартиру, на углу Николаевской и Ивановской улиц, близ Семеновского плаца. Квартира была в двух шагах от Первой гимназии, куда потом поступили братья.

У отца была очень большая библиотека, нас особенно поражало издание Данте с итальянским и французским текстом и рисунками Гюстава Доре. Дедушка твой знал по-итальянски и нам декламировал Данте. Память у него была поразительная, и на всякий случай жизни у него была цитата из авторов всех народов. Думаю, что он нам внушил свою любовь к литературе.

Лето 1895 года мы провели на Сиверской, на береге речки Оредежь. Тут впервые проявился стихотворный талант Миши. Надо тебе рассказать эту историю сначала. Еще в Парголове нас лечил живший там летом доктор Острогорский. Вообще домашним врачом был наш друг доктор Николай Константинович Вяжлинский, который маме и рекомендовал доктора Острогорского. Он оказался и на Сиверской в 1895 году. Вода в реке Оредежь исключительно холодная, родниковая. Бабушка была всегда молода духом и непременно с нами ходила купаться. Раз она вышла из воды, оделась, пошла с нами домой и стала заговариваться: «У меня была дочь Юля, где она?» Мама испугалась: «Помилуйте, бабушка, она у Сони, в Мариуполе!» - «А кто такая Соня?» Послали за доктором. Когда он пришел, бабушке уже было лучше, он констатировал легкий удар и сказал: «Теперь послушаю ваше сердце». Бабушка, которая повеселела, сказала ему: «У меня вдовье сердце». Мы, испуганные, были все в ее комнате, и Миша запомнил эти слова. К концу лета Гриша заболел плевритом, и его лечил тот же Острогорский. Раз он долго не ехал, и бабушка ждала его у калитки.

Бабушка проводила его к Грише. Бабушка очень скоро поправилась, но еще скорее появилось следующее стихотворение, навеянное ее стоянием у калитки:

Долго ждет уж у калитки
Вдовье сердце, ждет.
Подают ей злата слитки,
Она с места не идет.
Долго ждет уж, но кого,
Добраго иль злого.
Добра доктора все ждет,
Рыжаго да молодого (рыжим он стал для красы стиха).
Что- то долго не идет,
Вдовье сердце долго ждет.
Вот явился, поклонился,
Взялись под руку и оба
(Вы представьте Флоры злобу)
Входят в зал. Тут он сказал:
Полюбил тебя, как встретил,
На ушко он ей заметил.
Клавдия любит не его,
Как прибыла в Парголово (Флору он припутал для рифмы).

Почему-то эти стихи мне запомнились на всю жизнь. Фурор они тогда произвели большой. Бабушку с тех пор стали звать Вдовье Сердце, она была очень этим довольна. Не знаю, сочинял ли Миша стихи потом, до четырнадцатилетнего возраста, -на Сиверской ему было 9 лет. Следующее произведение, которое нам было прочитано, он написал уже в 1900 году, когда мы в первый раз (не считая папиных поездок) поехали за границу, именно в Берк, где Гришу лечили от коксита. Оно было в духе «Россиады», помню его плохо, надеюсь, что сын его хранит. Описывались проводы на вокзале, описывались мы все, которые пустились, «отвагой обуяны, от берегов Невы до берегов Севваны». Была дана характеристика уезжавших и некоторых из провожавших. Впрочем, конечно, больше всего досталось бабушке. Она все так же всем увлекалась и поступила в Женское взаимно благотворительное общество, которое отличалось либеральным духом. Почему Миша, который прозвал это общество Обществом буйных стариц, написал про нее, что, «невзирая на преклонные годы, Воюет все еще под знаменем свободы».