Эмиль и сыщики. Две повести

— Профессор прав, — сказал Эмиль. — Если я что-нибудь потихоньку возьму — значит, я вор. И неважно, его ли эта вещь или моя.

— Точно! — подхватил Профессор. — Кончайте трепаться. От этих разговоров толку как от козла молока. В общем так: охота началась, а как нам удастся поймать этого гада, никто пока еще сказать не может. Поживем увидим! Ясно только одно: надо его заставить отдать эти деньги добровольно. Выкрадывать их у него — просто идиотство.

— Нет, я все-таки этого не понимаю, — сказал Вторник. — Как я могу украсть то, что мне принадлежит? Что мое — то мое, даже если оно лежит в чужом кармане.

— Тут есть разница, которую трудно объяснить, — сказал Профессор таким тоном, словно он читал лекцию. — С моей точки зрения, ты имеешь право так поступать. Но суд тебя все равно осудит. Этого даже многие взрослые не понимают, но это так. Ясно?

— Не ясно, — пробурчал Трауготт и пожал плечами.

— Будьте осторожны! Вы умеете незаметно красться вдоль домов? — спросил Петцольд. — А то он вдруг обернется и вас увидит. И тогда все пропало.

— Да, красться надо уметь, — подтвердил маленький Вторник, — поэтому я и считал, что вам пригожусь. Знаете, до чего я ловко крадусь! Мне как полицейской ищейке цены бы не было. И лаять я тоже могу.

— Попробуй-ка покрадись по Берлину, будто полицейская ищейка! разволновался Эмиль. — Увидишь, как тебя никто не заметит! Вот если хочешь, чтобы все на тебя обратили внимание, тогда крадись!

— Но уж без револьвера-то нам никак не обойтись! — воскликнул Петцольд.

Как видите, умный Петцольд сделал еще одно ценное предложение.

— Точно, без револьвера никак нельзя, — поддержали его два-три мальчика.

— Нет! — отрезал Профессор.

— А у жулика наверняка есть револьвер.

Трауготт готов был спорить, на что хочешь.

— Конечно, мы идем на опасное дело, — сказал Эмиль, — а кто трусит, пусть отправляется домой.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я трус? — спросил Трауготт и двинулся вперед, как боксер на ринге.

— Кончай, слышишь! — крикнул Профессор. — Драться будете завтра. Нашли время, ведете себя как… дети.

— А мы и есть дети, — сказал маленький Вторник.

И все засмеялись.

— По-настоящему мне надо было бы написать хоть несколько слов бабушке. Ведь мои родные понятия не имеют, куда я пропал. Еще, чего доброго, заявят в полицию. Ребята, может, кто-нибудь отнесет записку? Они живут на Шуманштрассе, дом пятнадцать.

— Валяй пиши, — сказал мальчик, которого звали Блеуер, — но только быстрей, чтобы я поспел домой, пока не запрут парадное. Пожалуй, мне лучше доехать на метро до Ораниенбургских ворот. У кого есть мелочь?

Профессор протянул ему двадцать пфеннигов на дорогу в оба конца, а Эмиль, взяв карандаш, написал на листке:

«Дорогая бабушка!

Вы все, наверное, волнуетесь, куда я пропал. Я в Берлине, но, к сожалению, не могу еще прийти к вам, потому что у меня есть одно дело. Не спрашивайте какое. Очень важное. Только не пугайтесь. Когда все уладится, я приду. Заранее радуюсь. Мальчик, который принесет эту записку, — мой друг. Он знает, где я, но не имеет права рассказать. Это — тайна. Передай привет дяде, тете и Пони-Шапочке.

Твой преданный внук Эмиль.

Да, мама шлет вам всем большой привет и букет цветов, который я принесу, когда приду».

Эмиль сложил бумажку, написал адрес и сказал:

— Смотри только не проболтайся, где я, и про деньги ни слова, а то мне здорово влетит.

— Ладно, не бойся. Давай сюда твою телеграмму. Когда я вернусь, я позвоню диспетчеру, чтобы узнать, как дела. Считайте меня в резерве.

И он убежал.

Тем временем вернулись ребята с бутербродами, а Герольд даже приволок целую колбасу. Он сказал, что ее дала мама. Допустим.

Все пять мальчишек предупредили дома, что вернутся поздно. Эмиль раздал бутерброды, и каждый сунул себе в карман по одному про запас. Колбасу же отдали Эмилю, как НЗ. Потом домой побежали другие пять мальчиков, чтобы отпроситься еще на некоторое время. Двое из них не вернулись — видимо, родители не разрешили.

Профессор объявил пароль, чтобы сразу было ясно, что тот, кто звонит, звонит по делу: пароль — «Эмиль». Очень легко запомнить.

Потом, пожелав сыщикам ни пуха ни пера, ушли Вторник и его связной, вечно чем-то недовольный Трауготт. Профессор крикнул им вдогонку, чтобы Вторник позвонил ему домой и сказал отцу, что у него неотложное дело.

— Тогда он не будет беспокоиться, и мне не попадет.

— Черт возьми, — воскликнул Эмиль, — отличные родители у вас тут в Берлине!

— Не думай только, что все такие шелковые, — проворчал Крумбигель и почесал затылок.

— Да нет, жаловаться не приходится. В общем, с ними можно иметь дело, возразил Профессор. — Они ведут себя разумно: так, по крайней мере, им не врут. Я обещал своему старику не предпринимать ничего плохого или опасного. И пока я держу слово, мне разрешают делать все, что я хочу. Мировой мужик у меня отец!

— Да, родители что надо! — повторил Эмиль. — Но послушай, ведь сегодня может быть опасно.