— Ты, может быть, недоволен, что моя дочь спрашивает моего совета, выходить ли ей снова замуж?
— Уже давно решено, что они поженятся.
— Ничего не решено, — возразила бабушка. — Ничего не решено.
Прибежала Пони, показала свой букет и крикнула:
— Я, кажется, хочу стать садовницей.
— Я согласна, я согласна, чтобы ты стала садовницей. На прошлой неделе ты хотела стать медсестрой. Две недели назад — фармацевтом. Продолжай в том же духе, продолжай в том же духе. Вот только если скажешь, что будешь пожарником, я тебе не поверю.
— Трудно найти себе профессию по душе, — сказала Пони. — Если бы у меня было много денег, я купила бы самолет и стала летчицей.
— А если бы у твоей бабушки были колеса, она была бы автобусом, сказала бабушка. — А теперь неси цветы домой и поставь их в воду. Иди, прекрасная садовница.
Пони не хотела уходить.
— Иди, иди, у нас с Эмилем серьезный разговор.
— Я обожаю серьезные разговоры, — сказала Пони.
Бабушка строго посмотрела на внучку. Пони пожала плечами, продекламировала: «Она исчезла, утопая в сиянии голубого дня» — и ушла. Эмиль довольно долго сидел молча. Все тише и тише звучала песня, которую напевала Пони. Наконец Эмиль спросил:
— Бабушка, а почему это еще не решено окончательно?
— Не знаю. Так тебе нравится этот старшина?
— Да. И у нас с ним приличные отношения. Я его зову Генрих, по имени. А главное, его любит мама.
— Что верно, то верно, — согласилась бабушка. — Но мне кажется, что именно это тебе и неприятно. Не спорь! Когда имеешь такого прекрасного, горячо любящего сына, муж не нужен. Ты, наверно, так считаешь?
— Да, пожалуй, — признался Эмиль. — Только ты это выразила очень грубо.
— Так и надо, мой мальчик, так и надо! Если один не хочет говорить, другому приходится преувеличивать.
— Я маме никогда в этом не признаюсь, — сказал Эмиль, — но я, честно говоря, представлял себе нашу жизнь иначе. Я думал, мы всегда будем вместе. Вдвоем. Но ведь она его любит, и это все решает. А я… Я ничем себя не выдам.
— Ты уверен? — спросила бабушка. — А ты бы посмотрел как-нибудь в зеркало. Тот, кто приносит жертву, не должен сам иметь вид жертвы. Я близорукая старуха. Но, чтобы все прочесть на твоем лице, очки не нужны. В один прекрасный день твоя мать это тоже увидит. И тогда уже ничего не исправишь.
Бабушка порылась в своей сумке и вынула оттуда письмо и очки.
— Я прочту тебе одно место из ее письма. Хотя я, наверно, не должна этого делать. Но я хочу тебе показать, как плохо ты знаешь свою мать. Бабушка нацепила на нос очки и стала читать:
Бабушка положила письмо на колени. Она долго смотрела в одну точку, потом медленно сняла очки.
Эмиль был бледен. Он стиснул зубы. Потом вдруг опустил голову и заплакал.
— Да, да, мой мальчик! Да, да, мой мальчик! Она замолчала и дала ему выплакаться. Спустя некоторое время она сказала:
— Ты любишь только ее, а она — только тебя. И оба вы, несмотря на такую большую любовь, не поняли друг друга и заставили друг друга страдать. Такое случается в жизни. Да, случается.
Сойка с криком пронеслась над верхушками деревьев.
Эмиль вытер глаза и посмотрел на бабушку.
— Я не знаю, что мне делать! Разве я могу допустить, чтобы она вышла замуж ради меня? Когда мы оба больше всего хотим жить вдвоем? Что же мне делать?