Пока он говорил, в голове у Эммы с поразительной скоростью пробегали тысячи мыслей. Не пропустив мимо ушей ни единого его слова, она вдруг осознала всю правду: что надежды Харриет были безосновательны и ошибочны, что она просто заблуждалась, как часто заблуждалась и сама Эмма; что Харриет для него – ничто, а она – все; что все, что она только что говорила с мыслями о Харриет, он воспринял как язык ее собственных чувств; что из-за ее волнения, сомнений, нерешительности, попытки избежать разговора он подумал, будто она не хочет слушать его признаний ей!.. Эмма успела не только убедиться в своем безграничном счастье, но и порадоваться, что не выдала тайну Харриет. Она твердо решила, что ее и впредь следует сохранить… Вот и все, чем она может теперь помочь своей бедной подруге: никакого желания идти на героическую жертву и пытаться убедить его, что Харриет бесконечно ее превосходит и куда более достойна его любви, у нее не было, как не было и возвышенного желания отказать ему раз и навсегда, не объяснив причин, лишь потому, что он не смог бы одновременно жениться на них обеих. Она жалела Харриет и раскаивалась, но, несмотря на все очевидные возможности выказать великодушие, делать этого не собиралась. Эмма сбила подругу с пути и никогда себя за это не простит, но все же чувства не могли затмить здравый смысл, который, как и прежде, порицал столь неравный и унизительный для мистера Найтли союз. Больше на ее пути никто не стоял, хотя легким он по-прежнему не был… И наконец, склонившись на такие настоятельные просьбы, Эмма заговорила… Что же она сказала? Разумеется, все, что полагалось. Все, что и говорит в подобных случаях дама, чтобы дать мужчине понять, что у него нет оснований отчаиваться, и побудить к дальнейшему объяснению. Оказалось, он и впрямь успел отчаяться – она отказалась его выслушать и столь горячо велела ему быть осмотрительнее и молчать, что он на время потерял всякую надежду… Внезапная перемена его поразила: предложение продолжить прогулку и вернуться к разговору, который она сама же только что прервала, – удивительно!.. Эмма понимала, что вела себя непоследовательно, но мистер Найтли любезно с этим смирился и не просил от нее объяснений.
Редко, очень редко правда раскрывается целиком и полностью, и всегда хоть что-то остается тайным или недопонятым, но когда, как в их случае, неверно толкуется лишь поведение, а не чувства, то ничего страшного в этом нет. Ее сердце успокоилось и было полностью готово принять его.
Оказалось, что мистер Найтли и не подозревал о ее чувствах. Когда он шел к ней в сад, у него не было планов объясниться. Он лишь совершенно бескорыстно хотел узнать, как она справляется с известием о помолвке Фрэнка Черчилля, и, при необходимости, утешить ее и ободрить советом. Все остальное произошло под влиянием минуты и того, что он от нее услышал. Когда он узнал, что Эмма к Фрэнку Черчиллю совершенно равнодушна, что ее сердце никогда ему не принадлежало, в его душе зародилась надежда, что со временем он сумеет завоевать ее расположение. Мистер Найтли и не надеялся на взаимность в настоящем, но на мгновение чувство возобладало над разумом, и он захотел услышать, что Эмма не запрещает ему добиваться ее любви… А оказалось, что он смеет надеяться даже на большее. Он лишь просил разрешения заслужить ее любовь, а она уже его любила!.. Еще полчаса назад он был в полном отчаянии, теперь же – в таком совершенном блаженстве, что иначе и не назовешь.
Про Эмму можно было сказать то же самое. За эти полчаса они оба убедились в том, что любимы, избавились от заблуждений, ревности и недоверия. Мистер Найтли начал ревновать давным-давно, еще с первого приезда – а то и с ожидания – Фрэнка Черчилля. Он полюбил Эмму и начал ревновать почти одновременно, и одно чувство сильнее разжигало в нем другое. Именно из-за ревности он и уехал в Лондон. Поездка на Бокс-Хилл стала решающей. Мистер Найтли понял, что больше не может смотреть, как Эмма позволяет и поощряет внимание другого. Он думал, что отъезд поможет ему охладеть. Но выбрал для того неверное место. В доме его брата все дышало домашней приветливостью и семейным счастьем, Изабелла слишком походила на свою сестру, уступая ей лишь в тех мелочах, за которые мистер Найтли и полюбил Эмму, и сколько бы он у них ни пробыл – ничем бы ему это не помогло. И все же он день за днем упрямо терпел, пока сегодня с утренней почтой не получил записку с новостями о помолке. Он обрадовался и даже того не устыдился, ведь всегда считал, что Фрэнк Черчилль Эммы совершенно недостоин. Новость его чрезвычайно взволновала, побудив немедленно отправиться домой. Он поскакал прямо в дождь и сразу же после обеда пришел в Хартфилд, чтобы узнать, как переносит удар самая милая, самая лучшая, самая совершенная, несмотря на все ее несовершенства.