Эмма

Совсем недолго поразмыслив в тишине, Эмма сумела вполне удовлетворительно объяснить себе самой то волнение, которое испытала, узнав о скором приезде Фрэнка Черчилла: нет, она отнюдь не опасалась вспышки собственных чувств. Она опасалась, что чувства вспыхнут в нем. От ее привязанности к нему почти не осталось следа: более об этом и думать не стоило, — но он был влюблен в нее сильнее, нежели она в него, и ее чрезвычайно огорчило бы, если бы он опять обнаружил прежнюю пылкость. Ей приходилось многого опасаться, если два месяца разлуки не охладили его чувств. Им обоим следовало поостеречься. Влюбляться снова Эмма не намеревалась, поэтому твердо решила не давать Фрэнку Черчиллу ни малейшего поощрения.

Нельзя было допустить, чтобы он окончательно ей открылся, ибо в таком случае их знакомство завершилось бы слишком печально. Надеясь предотвратить объяснение, она все же не могла не предчувствовать чего-то решительного. Ей казалось, что прежде, чем кончится весна, произойдет некий кризис — событие, которое нарушит ее нынешний покой.

Составить какое-либо представление о подлинных чувствах Фрэнка Черчилла Эмме удалось довольно скоро, хотя и не так скоро, как предполагал мистер Уэстон. Обитатели Энскома добирались до Лондона дольше, чем можно было надеяться, но по прибытии Фрэнк почти безотлагательно поехал в Хайбери — с тем чтобы пробыть там всего пару часов (отсутствовать дольше ему не позволили). Из Рэндалса он прямиком отправился в Хартфилд, и Эмма, призвав на помощь свой наблюдательный разум, могла тотчас определить, по-прежнему ли он очарован ею и как она должна себя вести. Их встречу отличало неподдельное дружелюбие. Фрэнк, вне всякого сомнения, чрезвычайно рад был видеть Эмму, однако она тотчас заподозрила, что его чувства к ней уже не так нежны и не так сильны. Стоило пристальнее в него вглядеться, и становилось ясно: влюбленность ослабла. Это явилось естественным и желанным следствием разлуки, а также, вероятно, сознаваемого отсутствия взаимности.

Фрэнк Черчилл был, как всегда, весел, много говорил и смеялся, с радостью и не без некоторого волнения вспоминал дни прошлого своего приезда. Нет, она не потому заметила в нем перемену, что он казался слишком спокоен. Напротив, чувствами его владело трепетное возбуждение, и сам он как будто не вполне удовлетворен был собственной веселостью. На мнение Эммы повлияло то обстоятельство, что, пробыв у нее всего четверть часа, Фрэнк Черчилл поспешно отправился с визитами к другим хайберийским знакомым. Дескать, дорогой он повстречал кое-кого из старых друзей, но не остановился, а лишь на ходу обменялся с ними несколькими словами. Быть может, он себе льстит, однако они, вероятно, будут разочарованы, если он к ним не заглянет. Посему, как ни жаль ему покидать Хартфилд, придется поспешить. Любовь Фрэнка Черчилла стала менее пылкой — в этом Эмма не сомневалась, — но ни быстрый уход его, ни смятенные чувства отнюдь не свидетельствовали о полном излечении. Она была склонна думать, что он боится вновь оказаться подвластным ей и потому из осторожности не позволяет себе долго находиться с ней рядом.

Тот визит оказался единственным за целых десять дней. Фрэнк Черчилл часто надеялся или собирался приехать, но ему всякий раз что-то мешало. Тетка не могла без него обходиться — так он сам писал отцу и мачехе. Либо объяснения его были не вполне правдивы, либо он действительно стремился в Рэндалс, но переезд в Лондон не оказал целительного влияния ни на нервы миссис Черчилл, ни на ее ипохондрическое воображение. В том же, что она действительно больна, Фрэнк, по его собственным словам, более не сомневался. Возможно, во многом следовало винить ее фантазию, и тем не менее, оглядываясь назад, он видел, как она ослабла за последние полгода. Он надеялся, что причина не столь серьезна, чтобы забота близких и старания медиков были напрасны, и не опасался за жизнь тетушки, но притом не разделял подозрений отца, считавшего болезнь миссис Черчилл целиком и полностью выдуманной.

Лондон, как выяснилось вскоре, ей не подходил. Она страдала от шума, непрестанно раздражавшего ее нервы. По прошествии десяти дней Фрэнк написал в Рэндалс о том, что план переменился: они немедля оправляются в Ричмонд. Тетушке порекомендовали известного врача, там проживавшего, к тому же ей просто хотелось туда поехать. В любимом ею уголке был нанят дом с обстановкой, и на эту перемену возлагались большие надежды.

Фрэнк, как передали Эмме, очень обрадовался возможности провести в столь малом удалении от столь многих друзей целых два месяца (дом сняли на май и июнь). Теперь он с уверенностью писал, что будет приезжать в Рэндалс часто — почти так часто, как ему бы хотелось.

Эмма догадывалась, чему — а вернее, кому — мистер Уэстон приписывает овладевшее сыном радостное воодушевление: ей, мисс Вудхаус, — но надеялась, что это не так. Ближайшие два месяца обещали все разъяснить.