В далекой-далекой стране жил когда-то один фавн. Жил он в замке и мечтал стать человеком. Ведь был он велик ростом, уродлив и ужасно одинок. На лбу его росли закрученные рога, а от пояса – огромные козлиные ноги. Все, кому он когда-либо показывался, пугались до смерти. Люди считали фавна монстром, проклинали, били и гнали прочь, и даже короткая грустная мелодия, которую он порой наигрывал на флейте, не могла изменить их отношения.
Поэтому фавн много лет скрывался от людских глаз и обитал в туннелях под замком, словно Минотавр в лабиринте. Будь он обычным фавном, то давно умер бы в темноте. Но он, плод фантазии своего создателя, целиком и полностью состоял из слов, записанных на бумаге. По венам фавна текли чернила, жизнь его поддерживала магия слов. Однажды ночью именно она и пришла к бедняге на помощь.
Над крепостью бушевала гроза, молнии прочерчивали небо, дождь яростно поливал зубцы на башнях, проникая глубоко вниз, до тайного туннеля, где прятавшийся фавн ужинал книгой. Превосходное издание, с солоноватыми на вкус словами. Ни о чем фавн не мечтал так страстно, как поделиться ими с кем угодно. «Если б только был кто-то, с кем можно поговорить, посмеяться и поплакать, – думал он, раскусывая соленое начало предложения. – Если б только был способ наконец стать человеком!»
И пока фавн скрывался под землей, громадный и уродливый, печальный и одинокий, случилось чудо, что бывает раз в сто лет.
В громовом раскате, прошедшем по небу, вдруг появилась фея.
Ее маленькое тельце сверкало в свете молний, пока малютка проносилась чрез облака, дождь и ветер, все ниже и ниже. Мимо крыш крепости, мимо башен и окон, мимо ворот и стен. Она размахивала мягкими, как шелк, крылышками в ночи, опускаясь все ближе к земле, пока не приземлилась прямо на колени фавну.
– Тьфу! – воскликнула крошечная фея и отряхнулась. – Тьфу, какая с-с-с-с-сырость!
Крошечные капельки воды разлетелись во все стороны.
– Кто ты? – спросил фавн, рассматривая загадочное существо.
Как и он сам, фея была порождением фантазии, созданным из бумаги. Хрупкая малютка походила на стрекозу, искусно сложенную из страницы старой книги. Тут и там на ее хрупком тельце проступали буквы, а глаза блестели, словно жемчужины в лунном свете. Вместо ответа фея, взмахнув крыльями, пронзила фавна таким взглядом, что он почувствовал: фея заглянула ему прямо в душу.
– Кто ты? – повторил фавн вопрос. – Как ты сюда попала? Чего ты хочешь?
– Дело с-с-с-сложное, – прошелестела фея. – Ж-ж-ж-желание твое непростое. Но, – она медленно наклонила голову, – ты можешь стать человеком. Да, можеш-ш-шь. Да, да.
И она со свистом поднялась в воздух, облетела вокруг головы фавна и опустилась на его загнутый рог.
– Но как? – спросил фавн. – Я бы все отдал за это. Пожалуйста, поведай, что мне нужно сделать.
– Я подарю тебе мантию из паучьего шелка, – ответила фея и поползла вниз по лицу фавна, задевая крылышками нос, глаза, губы, а потом по спине, груди и наконец перебралась с плеча на руку.
Повсюду, где фея касалась фавна, паутиной распускались серебряные нити, они тянулись по коже несчастного и соединялись в сеть, плотно прижимавшуюся к фавну, затягивая его в кокон и чуть не лишая воздуха.
– П-п-п-пока на тебе эта мантия, никто не увидит твоей настоящей с-с-сущности. Люди будут вс-с-с-сегда принимать тебя за своего, – объяснила фея, с довольным видом оглядывая работу. – Но если хочешь стать человеком, ты должен сделать больше. Ты должен найти того, кому откроешь, кем являешься на с-с-с-самом деле. Того, кто полюбит тебя нас-с-с-стоящего, человека, готового на… – прошелестела фея и взлетела прямо к покрытому паутиной, сотканной из ниток, уху фавна.
Шепот феи напоминал звук рвущейся бумаги.
Фавн внимательно слушал ее речь. В мантии из паучьего шелка, обвившей его неразрывным полотном, он едва мог вздохнуть.
– Но, – прошептал он, – что случится, если я выберу не того? Если слишком рано сниму мантию?
– Тогда, – фея, вскарабкалась к переносице и посмотрела ему в глаза, – ты будешь принадлежать мне. Принадлежать с-с-с-смерти. – Она подмигнула: – Так что думай хорошенько.