Но несмотря на все их умение и сноровку, у агентов ФБР по-прежнему не было перспективных следов даже после тщательного обследования прибрежной части штата Мэн. Записей о Билле или Люси Пратт не оказалось ни в базе данных Государственной программы социального страхования, ни в других источниках, которые им удалось обнаружить. По их словам, большинство муниципалитетов сейчас выкладывают сведения в Интернет, но, несмотря на это, они запросили и бумажные версии документов, в том числе и договора купли-продажи земельных участков на островах, дабы отследить их владельцев. И даже просмотрели данные системы здравоохранения штата Мэн на предмет рождения девочки с именем Джулия или с фамилией Пратт в районе названной мной даты. Процесс этот отнял массу времени, а каждый день был на счету. Похоже, никто ни на минуту не сомневался, что Пратты попытаются бежать, и все боялись, что мои опасения и тревога на этот счет затмят собой чувство облегчения, которые я испытывала, глядя на всех этих агентов, не жалеющих сил с тем, чтобы их найти. Тревога, а еще отчаяние. Стоило представить такой результат – что ни Праттов, ни Эмму, ни ребенка так никогда и не найдут, как мне сразу стало ясно, через что прошел папа, когда они с мамой развелись.
Я пообещала себе быть не такой слабой, как он, полностью сосредоточиться, помочь им и сделать все, что в моих силах.
Агенты задействовали на местах целую армию полицейских, чтобы обойти в деревнях каждый дом. Но никто так и не опознал людей, чьи портреты с моей помощью составила художница. И не вспомнил никого, кто соответствовал бы описанию Праттов или же шкипера. Кроме того, агенты приступили к расследованию инцидента на Аляске, пытаясь отыскать следы Рика в тот период его жизни, когда он работал на рыболовецком судне, где изнасиловали женщину.
«Рисунок Эммы с поправкой на возраст практической пользы тоже не принес», – заявил агент Страусс. Кто-то наверняка обратил бы внимание на чету в возрасте с ребенком и женщиной намного моложе их. Это намного больше, чем просто муж с женой за сорок. А с моей помощью они могли даже получить фотографию Эммы, какой она стала сейчас.
Я конечно же, согласилась оказать им всемерное содействие и прошла в гостиную, где мама уже разложила все свои фантастические фотоальбомы с коричневыми кожаными застежками и выгравированными золотом годами. К нам присоединились доктор Уинтер и агент Страусс. Он взял блок желтых листочков для заметок и велел нам отобрать по одному лучшему снимку для каждого года, прошедшего с момента рождения Эммы. Максимум по два, при условии, что на втором она будет изображена в профиль. Доктор Уинтер сказала, что поможет мне в этом, в то время как агент Страусс с мамой уселись за компьютер, чтобы просмотреть фото, хранившиеся там. Но для доктора Уинтер это был только предлог, чтобы остаться со мной наедине.
По сути, предлогом была вся эта затея. Три года – совсем не много. На момент отъезда мы уже практически выросли. Насколько, по их мнению, она могла измениться? Однако я возражать не стала.
Мы стали смотреть фотографии, отбирая для каждого года лишь самые лучшие. Видя, как со временем менялась сестра, доктор Уинтер засыпала меня вопросами. Ее внимание привлек один снимок, на котором Эмме было пятнадцать.
– Почему она сделала короткую стрижку? – спросила меня доктор Уинтер. Ее вопрос застал меня врасплох, я ахнула и поднесла ко рту руку. Не ожидала, что она спросит меня о волосах Эммы. – Она что-то вам об этом говорила, Касс? Рассказывала, почему постриглась?
Доктор стала переворачивать страницы альбома. Сначала, летом и ранней осенью, Эмма на фото позировала с длинными темными волосами, но потом, когда листья только-только стали желтеть, уже с короткой прической – чуть выше уха, с агрессивными, зубчатыми углами.
– А почему мы не видели их раньше? – спросила она.
– Не знаю, – ответила я и пожала плечами, – из них никто не делал тайну.
На лице доктора Уинтер отразилось любопытство.
– Это было в тот год, когда фотографии Эммы топлес выложили в Интернете, да? – Я ничего не ответила и лишь положила руку обратно на колени, для чего мне пришлось сделать над собой усилие. – О них мне рассказывал ваш брат. А потом и отец. Три года назад, когда мы вели расследование. Все подозревали в этом Хантера. Эмма солгала, сказав, что они с подругой просто дурачились, но так и не сумела объяснить, как фото оказались у сводного брата.
– Да, – только и сказала я.
– Вашей сестре эти снимки показались столь унизительными, что она решила сделать новую прическу, желая испытывать облегчение? Некоторые так действительно делают, вы не знали? – Я покачала головой. – Тогда почему? Почему Эмма постриглась?
– Это не она, – наконец промолвила я.
– Что вы имеете в виду? – в замешательстве спросила доктор Уинтер.
– Эмма не стриглась, – уточнила я.
– Ничего не понимаю, – произнесла доктор Уинтер, встала, подошла ко мне, взяла за руку и слегка ее сжала.
– Вам об этом никто не рассказывал? – спросила я.