Эммануэль. Верность как порок

Эммануэль отметила недовольный взгляд Дьёэда, плохо сочетавшийся с его наигранно-вежливым тоном.

– Я помню, – ответила она, – тот эффект, который произвело на вас изображение трех сплетенных пар женских ног на картине Аурелии. И красный сосок, отраженный в глазу, который вы отметили. Но вы ничего не упоминали о своем отношении к двуногим женщинам и их прелестям.

– И именно поэтому вы при всех меня обвинили в том, что я спутал доску для серфинга и отварную форель?

– Вполне возможно! Я сразу догадалась, что вы не отсюда. Но даже сейчас, глядя на вас в вашем собственном доме, я пока не знаю, относится ли это «не отсюда» к месту или ко времени.

Лицо мужчины вновь осветила улыбка. «Улыбка юного лауреата, который держится скромнягой, – решила она. – Зря Дьёэд строит из себя такого тихоню! Я чувствую, что он вовсе не такой степенный ученый, которого трудно вырвать из кресла».

– На самом деле, – продолжила Эммануэль громким голосом, глядя в окно, – вам не нужно далеко ходить, чтобы путешествовать. Вы можете делать это у себя в комнате: мысленно сесть на один из кораблей, которые проплывают под вашими окнами.

– Полагаю, мне было бы тяжело жить где-либо еще, кроме берегов Сены. Возможно, я просто настоящий парижанин.

Эммануэль тоже улыбнулась и начала медленно бродить между полками, уподобляясь чувственной красавице из дворцов Сен-Клу или Багатель.

Эммануэль не нужно было поворачивать голову, чтобы убедиться в том, что она и так знала: Дьёэд следил за каждым ее шагом таким же взглядом, как и в тот вечер в художественной галерее.

«Хорошо, что я надела эти шорты, – подумала девушка. – Этот мужчина не делает тайны из того, что ему приятно смотреть на мои ноги».

Она решила никогда ему не отказывать в этой услуге:

«В следующие разы, когда для визита к нему я надену платье, нужно будет помнить о том, чтобы приподнимать его как можно выше, когда я буду садиться». Как будто она этого никогда не делала! Но, естественно, Эммануэль не отдавала себе в этом отчета.

Девушка положила ладони на шар из красной меди с размытыми контурами, который, возможно, был просто остатком очень древнего перегонного аппарата. Эпоха, богатая алхимиками, предположила она, или любителей виноградных выжимок!

– Я восхищаюсь вашей уборщицей: она не оставляет ни единой пылинки на этих сияющих сокровищах.

– У меня нет уборщицы, – ответил Пэбб извиняющимся тоном. – Я бы страдал от того, что заставляю работать женщину, и мне было бы стыдно, если бы она мне прислуживала. Достаточно услуг Пензифера: он тот еще палач, и уборка – его любимая казнь.

– Пенфизер? Ну что ж, я не ошиблась, подумав, что он англичанин. Но где он выучил французский?

– Он уже двадцать с лишним лет следит за моей библиотекой, у него было полно времени научиться говорить как Дидро. А точным интонациям он, скорее всего, обязан не слишком благовидным знакомствам.

– Едва ли могу себе представить, что он волочится за юбками, – расхохоталась Эммануэль.

– Не обманывайтесь. Это донжуан, чье реноме выходит далеко за пределы нашего района.

– Каков учитель, таков и ученик, – рассудила девушка.

Глаза Пэбба вновь засверкали, хотя он изо всех сил старался это скрыть.

* * *

Эммануэль попыталась угадать запах книг, расположенных на этажерке на уровне носа.

– Ваша библиотека пахнет не только английской кожей, но и английскими книгами, – сказала она. – А вы замечали, что их запах отличается от запаха французских книг? Я за метр могу почуять запах Краткого оксфордского словаря английского языка 1977 года издания.

– Почему именно этого издания? – неохотно поинтересовался Пэбб.

– Потому что я выучила его наизусть.

– Наизусть? – с сомнением переспросил хозяин дома.

– Все или ничего! – объявила она.

Она ожидала, что Пэбб захочет расспросить ее об этом подробнее, но он ни о чем не спрашивал. В конце концов Эммануэль, усевшись на подлокотник одного из диванчиков, решила рассказать эту историю сама:

– Когда я в семнадцать лет вышла замуж, я совсем не знала английский. В школе я изучала немецкий. Когда переехала в Бангкок, мне пришлось выучить самый распространенный там язык – помимо тайского, конечно! Я посещала интенсивные курсы английского. По прошествии года мне сказали, что у меня большие успехи. Но я подумала, что все-таки недостаточно большие. Да, недостаточно большие, посчитала я. Меня раздражало то, что приходилось говорить вокруг да около, потому что мне недоставало нужных слов. Тогда я взяла лучший словарь, который можно было там достать, и подсчитала количество его страниц – их было две тысячи пятьсот пятнадцать, и они составляли два больших тома Краткого оксфордского словаря. Шрифт был микроскопическим, а издатели умудрились запихнуть в три узкие колонки миллионы практически нечитаемых знаков. Но я взялась за это дело с энтузиазмом и, надо сказать, даже не переутомлялась: десять страниц в день, пять дней в неделю – вполне выполнимо! Сознаюсь, порой я даже увлекалась. Так увлекалась, что мне понадобилось чуть больше года, чтобы дойти до последнего слова – zymurgy[27]. Знаете, что оно означает?