Эммануэль. Верность как порок

В данный момент Марк говорил:

– Когда я представляю себе последствия, которые мои действия оказывают на других, я поражаюсь осознанием собственной ответственности. Знаете, что случилось из-за меня с Алекс Ирис, хотя я этого даже и не знал?

Аурелия посмотрела на него с деланым интересом. Марк продолжал:

– В течение двадцати лет Ирис публиковал только любовные романы. Затем он вдруг занялся научными изданиями, потому что, как он заметил, у любви больше не было будущего. Он объяснил это Эммануэль и Маре в тот самый момент, когда я увел Эммануэль. Он остался один на один с Марой. И что он сделал потом? Он должен был попытаться успокоить ее. Но, увлекшись, он влюбился в нее. Результат – уведомительное письмо, которое мы получили сегодня утром: «Алекс Ирис и Мара Силоэ рады объявить о рождении их дочери Шевретты». Хотелось бы знать, что вы об этом думаете?

Аурелия не стала рисковать:

– Шевретта? Красивое имя и очень простое.

Тон Марка изменился:

– С ним девочке будет легче жить, чем, например, с именем Исис или Маррант[32]. Тем не менее это имя меня смущает. Я подумал, что, если бы меня не было в тот день в Шеврёзе, возможно, не появилось бы никакой Шевретты. Таким образом, я чувствую свою ответственность за то, что этот ребенок – плод любви людей, которые даже не были мне близки. Новорожденная – не мой ребенок, но она обязана мне в некотором роде своим существованием. В свою очередь я теперь должен беспокоиться о ней. А это беспокойство может оказаться лишь временным. Как, впрочем, временна и любая ответственность.

На этот раз Аурелия откровенно рассмеялась:

– Не слишком ли вы преувеличиваете свою роль в этой истории? Эммануэль также несет ответственность за свое похищение, как и вы. А эта Шевретта, может быть, очень даже довольна тем, что родилась и живет на белом свете.

– Если с ней случится несчастье, она будет вправе выставить мне счет, – настаивал Марк.

– Со временем она о вас забудет, – вмешался Пэбб. – Вы что, знаете эту историю из Талмуда? Там сказано, что, когда ребенок рождается, он знает абсолютно все. Но прилетает ангел и прикладывает палец к его губам, чтобы новорожденный молчал обо всем, что он знает. Со временем маленькое существо теряет память о прошлом. Но это позволяет ему выжить, потому что, чтобы жить, мы нуждаемся в забвении.

Хозяин присел рядом с парой и добавил:

– Что касается меня, то я боюсь того, что во мне остается все меньше и меньше чувства ответственности. Возможно, вы заметили, что я даже не озаботился подготовкой достойного ужина, на который я вас пригласил. Пенфизер сам выбрал блюда и сам назначил время трапезы.

– Таким образом вы обеспечиваете нашу свободу, – мягко отметила Аурелия.

Марк про себя удивился точности ее догадки. Он пообещал себе еще подумать об этом, ведь он часто старался быть гостеприимным, но вкладывал в это понятие совсем иной смысл.

Жан и Эммануэль, несомненно, решили, что Пэбб покинул их на более длительное время, чем позволяли правила радушия. Эммануэль подошла к Аурелии и прислонилась к ее бедрам.

– Мне кажется, что я кое-что начинаю понимать, – заявил Жан, – кто-то здесь человек ответственный, а кто-то и таковым не является? В добрый час! Я полностью согласен с теми, кто отрицает симметрию.

– Ты всегда умел находиться на гребне волны, – напомнила Эммануэль.

Она поцеловала его в подбородок. «Было ли это сделано для того, чтобы поощрить Марка к тому, чтобы он стал более непринужденным с Аурелией?» – прикинул Пэбб.

Но эти двое, казалось, не желали заходить за тот уровень интимности, которого они достигли во время завтрака. Они признали наличие общих вкусов в музыке, любили одни и те же фильмы и ненавидели одних и тех же политиков, а также довольно сдержанно хвалили своих супругов.

Марк избегал говорить с Аурелией о ее картинах, опасаясь сойти за подхалима, если бы он отозвался о них хорошо, или же наоборот – обидеть ее, выразив свое сожаление по поводу того, что она ограничивается всего одним сюжетом и выражает одну и ту же идею.

Он воспользовался тем, что после кофе оказался один на один с Пэббом, и признался ему в некотором недоумении от повторяющихся сюжетов на полотнах Аурелии.

П. Э. Б. Б. де Дьёэд в ответ предположил:

– Как и большинство мужчин, которые приходят в этот мир, чтобы совершить в своей жизни лишь один поступок, и этот поступок исчерпывает смысл их существования, есть основания полагать, что любой творец, будь то писатель, художник или, например, повар, действительно способен только к одному изобретению. А когда это дело завершено, ему больше нечего сказать. Но это не мешает ему продолжать высказываться.

Марк молча поставил под сомнение эту тираду. А он сам уже совершил свой главный поступок? В этом он сомневался. Возможно, он так и не сумеет внести свою лепту в создание всех этих материальных и идейных памятников, бросающих вызов логике и небесам?

И тут он вспомнил о своей матери:

«Может быть, миру больше не нужен Бог, – говорила она. – Но евреи нужны. Они будут нужны всегда!»