Эммануэль. Верность как порок

– В таком случае мне должно быть так же плохо, как и Эммануэль. Я проглотила таблетку одновременно с ней.

– Но другого цвета, палисандрового, – заявил Жан.

И тут послышался спокойный голос Пенфизера:

– Мадам Сальван не ела моих дроздов с уксусным соусом.

Ко всеобщему облегчению Эммануэль наполовину высунулась из-под вороха одежды и попыталась оправдать подругу, ее голос дрожал уже значительно меньше:

– Это потому, что она до того съела слишком много прочих шедевров, приготовленных вами.

– Тебе лучше? – спросил Марк.

– Думаю, да, – подтвердила она.

Эммануэль сбросила с себя все покрывала.

– А теперь тебе снова не станет жарко?

– Надеюсь, что нет.

Жан постарался обобщить происходящее:

– Итак, это может быть реакцией, вызванной антагонизмом между отдельными ингредиентами жемчужной окраски и… этого…

Он повернулся к автору блюда, а тот быстро подсказал:

– Оксигарума…

– …этот соус, – продолжил Жан, – не может быть причиной происходящего, поскольку мы все, за исключением Аурелии, наелись его, и никаких проблем не возникло.

Несмотря на то что атмосфера была достаточно напряженной, Пэбба это забавляло. И он сказал:

– Я уверен, что пища была вполне безопасна. Пенфизер – не тот человек, который будет ставить под сомнение безвредность вкусов своих кельтских предков.

У Жана не было времени, чтобы потребовать дополнительных разъяснений: передышка, случившаяся у Эммануэль, вдруг закончилась, начался рецидив. Она объявила, что замерзает, ей казалось, что она будто бы покрывается льдом. И тут же вновь зарылась в ворох зимней одежды.

– Какой номер телефона у Лукаса Сен-Милана? – поинтересовался Марк.

Она пробормотала его, стуча зубами. Но сработал автоответчик.

Марк, как мог, описал симптомы, указал адрес Дьёэда и настоятельно попросил, чтобы изобретатель приехал в самом срочном порядке.

В то же самое время Эммануэль начала нервничать.

– От этих тряпок никакого толку, – простонала она, сердито отодвигая шерстяные вещи и тяжелые меха.

Но ее муж продемонстрировал свои лучшие качества. Он подобрал корсаж Эммануэль и ловко возвратил его на место, застегнув легкий шелк на соблазнительном бюсте.

Он заранее распутал юбку и спокойно расправил ее на бедрах Эммануэль. Затем, не торопясь, он разложил ее длинные полы оттенка сушеных водорослей на ногах, которые были покрыты испариной.

Ко всеобщему удивлению, Эммануэль даже не сопротивлялась знакам внимания Марка.

Марк отошел, чтобы взглянуть на жену со стороны, а потом вновь приблизился к ней и обнял ее.

Она сказала, что ничего не чувствует, что ее кожа не ощущает тепло, исходящее от рук мужа. А потом она раздраженно добавила:

– Я даже не чувствую, как ты ко мне прикасаешься!

А он в ответ заговорил с ней очень мягко. Он все меньше думал о ее ознобе, но все более – о нежности, которую он испытывал к своей жене. Он так хотел, чтобы она ежесекундно, каждый день вот так прижималась к нему. Он мечтал, чтобы она всегда испытывала недомогания, чтобы он мог заботиться о ней, всецело посвятить себя Эммануэль.

Марк, совсем забыв о присутствии окружающих, признался своей жене в любви.

Она улыбнулась и потянулась к нему губами. И он поцеловал ее с той же страстью, что и тем утром, когда они были вместе с Марой и Алексом.

Он не знал, как долго он целовал ее: год, час или одну минуту. Эммануэль отодвинулась, но лишь для того, чтобы радостно воскликнуть:

– Ты согрел меня! Да, да! Это чудо! Теперь мне жарко.

Она расслабилась, и к ней вновь вернулись ее юмор и общительность. Она объяснила своим друзьям, что не решалась ни двигаться, ни заговорить, опасаясь спровоцировать новое осложнение:

– Я никогда не чувствовала силу поцелуя так ясно, как четко, так физически ощутимо. Тепло пришло от Марка через губы, и оно осталось во мне. Оно втекло в мое тело, словно какая-то маслянистая жидкость, оно медленно распространилось по всем закоулкам моего организма, наполнив меня благополучием и здоровьем.

Но через мгновение Эммануэль заявила:

– Мне кажется, что тепло уже покидает меня. Может быть, оно уходит из меня через рот, как оно и вошло. Мне нужно помолчать.

Кончиками пальцев Аурелия коснулась своего рта.

Объяснение, да вот же оно!

– Твои губы! – воскликнула она.

– Губы? – повторил Жан, пока ничего не понимая.

Эммануэль энергично закивала, но не прекращая при этом сжимать зубы, верная своему решению не допускать теперь, чтобы тепло уходило через рот. Аурелия приблизилась к своей модели, чтобы передать свою интуитивную загадку:

– Лукас сказал тебе, не так ли, что его изобретение не влияет на слизистые оболочки? Я думаю, что все дело в том, что твоя слизистая пропускает тепло губ Марка, а кожа – нет.

Эммануэль снова согласно кивнула головой.

Жан присоединился в этому выводу:

– Вот оно – доказательство, – сказал он. – С пилюлями твоего химика что-то не так. Непонятно только, он специально это сделал или что-то упустил в расчетах? Но у нас будет достаточно времени подумать об этом позже. Теперь важно только одно – вернуть твое тепло.

Подтверждая мудрость этого соображения, Эммануэль предупредила:

– Я снова начинаю замерзать.