Эмпат

В один из вечеров я увидела, с чем именно она выступает. Впервые в жизни я испытала шок. Мне казалось, я наблюдаю собственный танец: мною поставленный и мною же представленный. Немного видоизмененный, где-то дополненный, но любой адекватный танцор, продемонстрируй мы танцы по очереди, сказал бы, что они идентичны. Да. Потому что Анабель вырывала хореографию из моих постановок кусками. Мою авторскую хореографию, над которой я корпела долгими ночами и длинными вечерами.

Понимаете, есть движения базовые, повсеместно используемые, которые в разных интерпретациях составляют основу любого танца и пылятся в загашнике любого танцора. А есть хореографические находки, изюминки, «фишки», которые формируют авторский стиль и делают того или иного танцора уникальным. Так вот, Анабель даже музыку подбирала идентичную, пытаясь воссоздать похожую атмосферу.

Поначалу я решила, что надумываю: совпадения вещь нередкая, может, мы мыслим в одном направлении, и идеи к нам приходят схожие. Но затем я просмотрела не одно ее выступление: мне на радость «концерты» наши записывались, только запись попроси.

Мои худшие догадки подтверждались: она вцепилась в меня клещами и словно паровозик тянулась за мной.

Терпеть ее выходок я больше не могла. Желая убедиться в своих подозрениях, ну, и от злости, конечно, я смонтировала ролик, в котором сравнила одинаковые, на мой взгляд, куски из наших постановок. Ну, знаете, типа сравнения фотографий одного и того же платья «на первой актрисе» и «на второй актрисе», кому больше идет. И назвала ролик «Я и моя тень». Вроде как фильм такой был. А после выложила его на «Ютуб».

На мое удивление, видео стало популярным. Думала, посмотрит его от силы человек пятьдесят, но нет. Людей не волновали наши перипетии, однако танцы были классные…

После очередного спектакля она ворвалась в гримерку разъяренная, словно фурия. Вцепилась мне в волосы, и поехало: стала водить меня по всей комнате. Я не знаю, что ей там сказали, может быть, тоже ролик посмотрела, но такой Анабель я никогда не видела: до приторности милая она держала все в себе.

Пару раз она заехала мне по лицу, еще пару раз бросила на туалетный столик. Затем долбанула лицом о зеркало: до сих пор помню, как повыпадали лампочки подсветки. Мне потом швы накладывали. Я и сообразить не успела, все произошло в мгновение ока.

Под руку попались ножницы, большие и острые. Бывало, приходилось подправлять костюмы на ходу. Я только развернулась, а она на меня… Анабель застыла…

Я уверена, мои глаза стали такими же круглыми, как и голубые глаза Анабель.

Я посмотрела на руку с ножницами, и увидела, как на белоснежной пачке разрастается ярко-алое пятно…

В общем, итог ясен: полиция, расследование, все дела. Родители наняли адвоката, затем повели меня по специалистам. Я же тот еще невротик, невролог – мой лучший друг: я наблюдалась у него последние два года. С теми нагрузками, что были у меня, постоянными репетициями, без праздников, без выходных, я потом ночами не спала, забывалась только под успокоительные. Да и головные боли постоянные… В общем, много чего нашли, и теперь я здесь.

Дауцен замолчала и, оглядев собравшихся, посмотрела на доктора Бергмана.

Дауцен недоговаривала. Словно у нее над головой включилась лампочка, высветившая одно единственное слово: обман. Невротик не психопат. Из-за головных болей в психбольницы не закрывают. Закрывают тогда, когда проблемы с психикой…или хотят отмазать ребенка от тюремного срока.

– Спасибо, Дауцен, – сказал доктор Бергман. – Молодец, что поделилась с нами. Рейнард, не хочешь последовать примеру Дауцен?

Анья посмотрела на Рейнарда Либлика: как и на прошлом сеансе, он сидел напротив нее. Развалившись на стуле, сложив на груди руки, он демонстрировал полнейший безразличие к происходящему. Взгляд Аньи опустился ниже: в который раз за последний час она посмотрела на мужскую щиколотку. И в который раз увидела тонкий металлический обруч, который выглядывал из-под задранной штанины.

– Если только вы, доктор, поделитесь своей, – ответил Рейнард Либлик, даже не шелохнувшись.

Образовалась пауза.

– Своей? – переспросил доктор Бергман.

– Своей. Об истории, связанной с вашим пациентом, Маркусом Йохансоном.

Доктор Бергман молчал. Он побледнел, закаменел лицом, однако взгляда с Либлика не спускал.

– Ясно, – сказал доктор Бергман, внезапно расслабляясь. – Значит, будем ждать еще полгода.

Он сосредоточился на других пациентах, а Анья сосредоточилась на его словах. Дауцен рассказала свою историю только сегодня. У девушки открытый характер, затягивать с рассказом она не стала бы. Значит, Дауцен здесь недавно. Тогда как Рейнард Либлик посещает терапию уже полгода. Значит ли это, что нынешняя группа в его жизни не первая?

Анья сделала себе очередную пометку в планшете, затем внесла информацию в личные бумаги пациентов, которые вела по настоянию доктора Бергмана.

…красная капля упала на бежевые брюки. Затем еще одна и еще.

Анья выпрямилась. Должно быть, авторучка покапывает. Только чернила в авторучке синие, тогда как на ткани расползались капли красные.