Анья «видела», понимала, чувствовала. Тяжелую давящую атмосферу, истерики жены, надежду на помощь, которой нет, и никогда не будет. Сама. Только сама. Надежда на себя одну.
И «видела» те выигранные деньги, те небольшие мелкие купюры, которые мужчина временами приносил. Чтобы с гордостью подарить их детям. Своим нуждающимся в ласке детям, которых безмерно любил…
– Мне так жаль, – прохрипела Анья, с трудом выдавливая из себя слова. По щекам струились слезы, горло сдавили спазмы. Невыносимо: невыносимо такое терпеть. Невыносимо в подобном жить. Сдерживать, копить в себе, носить, не имея возможности ни с кем с этой болью поделиться. Потому как не поймут, потому как осудят. На него уже смотрели с осуждением, от него уже отворачивали головы те, кто недавно улыбался в лицо. Будто он ничто, никчемное ничто, не сумевшее чем-то – кем-то стать.
Потому что ему просто стыдно.
Анья отдернула руки. Ее трясло, по телу прошел озноб. Она непонимающе взглянула на ладони – с ними все было в порядке. С таким же непониманием посмотрела на доктора Бергмана – с неясной тревогой он смотрел на нее.
– Пойдемте, Анья, – сказал доктор Бергман. – Кажется, вы переутомились.
Он вывел ее в коридор и посадил на ближайшую скамейку. Отошел, но уже скоро вернулся со стаканчиком холодной воды.
– Вам лучше? – спросил доктор Бергман, когда Анья отхлебнула за раз весь стакан.
– Кажется, да, – прохрипела Анья.
– Никогда не наблюдал подобной реакции. – Он потоптался немного на месте, напряженно обдумывая что-то в голове, затем сказал: – Посидите пока, отдышитесь, мне нужно вернуться к пациенту.
Доктор Бергман ушел обратно, Анья же осталась сидеть на скамейке, пытаясь успокоить взбунтовавшиеся чувства.
Она не знала, сколько так просидела, сжимая и разжимая пластиковый стакан: время потеряло значимость, она все пыталась прийти в себя. Но тут перед ней возникла тень: перед ней остановился мужчина, тот самый зависимый пациент.
– Спасибо вам, – поблагодарил мужчина. – Спасибо вам огромное. Знаете, мне уже лучше. – А ей было хуже: душа болела, по-прежнему била дрожь, руки тряслись, не отпускало напряжение.
– Вы поговорили со мной, и мои тревоги…они растворились. Думаю, у меня действительно все получится, я сумею побороть недуг. Пускай не сразу, пускай со временем, но теперь я в это верю. Я словно очистился, и ко мне, в чистоту, пришла надежда.
Анья, как смогла, улыбнулась: она была рада, что смогла помочь. Андрес Юргенсон под ручку с женой покинул пределы ее видимости: спешным шагом они пошли по коридору.
Рядом с ней остановился доктор Бергман.
– Вы гипервосприимчивы, – сказал мужчина. – Дам вам небольшой, но очень важный совет: не принимайте все близко к сердцу. Учитесь отпускать и не впадать в эмоции с головой. При нашей работе это противопоказано. Если, конечно, сами не хотите оказаться по другую сторону клетки. Наблюдайте за пациентами «со стороны», словно издалека. Так вы не только поможете себе и сохраните психику здоровой, но и проявите завидную объективность. – Доктор Бергман немного помолчал. – Думаю, на сегодня ваш рабочий день окончен. – А затем ушел, оставив Анью барахтаться в озере противоречивых чувств.
Домой Анья идти не хотела. Она не желала представать в глазах доктора Бергмана полнейшим профаном, ужасным непрофессионалом, не способным не только совладать со своими эмоциями, но и половину рабочего дня продержаться. Потому она пошла к нему и предупредила, что остается. Уверила, что ей уже лучше, что все хорошо, волноваться не стоит. А после пошла в местный кафетерий и по совместительству столовую для рабочего персонала. Как раз наступило время обеда.
Есть она не хотела: после такого кусок в горло не лез. Нужно было еще немного отдышаться: следовало посидеть, подумать в одиночестве, чтобы окончательно прийти в себя, и приступить к работе полной сил.
Анья села за отдельный стол и достала телефон. Ей звонили. Грета. Одна из коллег по волонтерской работе.
Анья ей перезвонила.
– Анья, нужна твоя помощь. – И в этом была вся Грета. С места в карьер. Без приветствий и предисловий.
– В чем дело?
– Забери котенка.
– Некуда? – спросила Анья, уже продумывая, куда его у себя пристроит.
– Некуда.
– Хорошо, – согласилась Анья. Оборудует ему местечко в спальне, около себя. – Но заеду завтра.
– Хорошо.
На этом разговор обычно заканчивался. Анья не задавала лишних вопросов, потому как знала, что без острой необходимости Грета не звонит. Грета не вдавалась в подробности, поскольку тоже знала, что без острой необходимости она не звонит, потому берегла свое время.
Анья вздохнула и откинулась на спинку железного стула. Совмещать несколько дел сразу становилось сложнее. После пар теперь приходилось бежать сюда, а значит, времени на мохнатых друзей оставалось все меньше. Вот только бросать их она не собиралась, потому заранее себя готовила к наступлению непростых времен.
Анья оглядела небольшое помещение. Из окон струился дневной солнечный свет. У раздачи – небольшая очередь, за круглыми столами – «белые халаты». Так она называла врачей, и постепенно их становилось больше.