"Войны в Европе, - заявила газета Columbian Centinel в мае 1795 года, - осыпают нас дождем богатств, и нам остается только найти посуду, чтобы поймать этот золотой дождь". В период с 1792 по 1796 год грузоотправители увеличили свои прибыли в три раза, что, в свою очередь, стимулировало необычайный рост судостроения. Большим кораблям требовалось больше пиломатериалов, больше парусины, больше канатов, больше смолы и больше рабочих. С 1790 по 1796 год ежедневная заработная плата корабельных плотников и рабочих в Филадельфии удвоилась.
Этот "золотой дождь" процветания неизбежно разбавил большую часть республиканской оппозиции политике федералистов. "Фермеры настолько заинтересованы в улучшении средств обогащения, - с ликованием отмечали федералисты, - что их едва ли можно заставить прислушаться к любой политической теме, какой бы интересной она ни была".73 К концу 1795 года три десятка или более демократическо-республиканских обществ , возникших в 1793-1794 годах для поддержки республиканцев и противостояния федералистам, исчезли так же внезапно, как и возникли.
Отчасти исчезновение демократическо-республиканских обществ объясняется тем, что федералисты смогли возложить на них ответственность за восстание виски. В своем послании Конгрессу в ноябре 1794 года Вашингтон осудил "некоторые самостоятельно созданные общества" за разжигание мятежа. Ссылка президента заставила общества обороняться и спровоцировала дебаты в Конгрессе о праве ассоциаций влиять на народных представителей. Хотя такие общества могут быть необходимы в монархии, говорили федералисты, в республике, где есть множество выборных должностных лиц, они не нужны. Но в Америке, отвечали республиканцы, существуют всевозможные частные объединения людей. Баптисты и методисты, например, могут быть названы самосозданными обществами.
Никто не отрицал права людей на создание различных ассоциаций, - возражали федералисты. Вопрос заключался в том, что они делают с этими ассоциациями. "Частные объединения людей с целью развития искусств, наук, благотворительности и милосердия весьма похвальны", - заявлял Ной Уэбстер, но объединения, созданные для политических целей, были "опасны для хорошего правительства". Амбициозные и отчаянные граждане использовали Демократическо-республиканские общества для нападок на правительство с помощью клеветы и наговоров, что приводило к подрыву авторитета правительственных чиновников. "Граждане, - заявил Фишер Эймс, который произнес самую мощную речь в Конгрессе против политических клубов, - таким образом, под влиянием клеветы и лжи презирают свое правительство и его министров, боятся и ненавидят его и всех, кто к нему причастен".74
Федералисты в традиционной для XVIII века манере исходили из того, что ни одно свободное правительство не может долго существовать без уверенности народа в личном характере и респектабельности правящих чиновников; более того, они считали, что без их личного авторитета слабое национальное правительство вообще не смогло бы продержаться. Учитывая ожесточенность, с которой федералистов критиковали, многие из них, возможно, сомневались, достаточно ли у них самих характера и респектабельности, чтобы заслужить доверие народа. Но у них был козырь в виде непререкаемой репутации добродетели президента, и они разыгрывали его снова и снова с особой эффективностью.
Мэдисон считал, что видит, как федералисты используют популярность президента для "партийных выгод". "Игра, - объяснял он в письме Монро в декабре 1794 года, - заключалась в том, чтобы связать демократические общества с одиозным мятежом, связать республиканцев в Конгрессе с этими обществами, поставить президента якобы во главе другой партии, в оппозиции к обеим". Такие усилия, по его мнению, могли только подорвать популярность президента; более того, он считал, что упоминание Вашингтоном "некоторых тайных обществ" в послании к Конгрессу было "возможно, величайшей политической ошибкой его жизни". Но Мэдисон еще не был готов напрямую критиковать президента или признать, что его собственные усилия от имени Республиканской партии также были "игрой".75 Политические партии в современном понимании все еще были неприемлемы для большинства американцев.
ИНОСТРАННАЯ ПОЛИТИКА В ЛЮБОМ СОВРЕМЕННОМ СМЫСЛЕ была невозможна. Поскольку и федералисты, и республиканцы горячо верили, что само существование Соединенных Штатов как независимой республики напрямую связано с конфликтом между Великобританией и революционной Францией, некоторые государственные чиновники в 1790-х годах были вынуждены вести себя крайне некорректно в дипломатии. Действительно, в эту эпоху революционных страстей и ненависти правильного и обычного дипломатического поведения от кого бы то ни было можно было ожидать слишком многого.