Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

Гамильтон, как ветеран Революционной войны, был человеком меча, как показала его конфронтация с Монро в 1797 году. За пять лет до этого, в 1792 году, Гамильтон, будучи секретарем казначейства, вступил в адюльтер с женщиной по имени Мария Рейнольдс и фактически заплатил шантаж ее мужу, чтобы сохранить интрижку в тайне. Когда в 1792 году несколько подозрительных конгрессменов, включая сенатора Джеймса Монро, в частном порядке обвинили его в нецелевом использовании казенных средств, Гамильтон признался в измене и шантаже, которые не имели никакого отношения к делам казначейства. Конгрессмены, смущенные этим откровением, похоже, приняли объяснение Гамильтона и прекратили расследование.

Слухи о причастности Гамильтона к Рейнольдсам циркулировали в течение следующих нескольких лет, но только в 1797 году Джеймс Томсон Каллендер, шотландский беженец и один из новой породы недобросовестных журналистов, повсеместно распространявших злословие, использовал приобретенные им документы, чтобы публично обвинить Гамильтона в спекуляции казенными деньгами. Хотя, скорее всего, документы Каллендеру предоставил Джон Бекли, лояльный республиканец и недавно уволенный клерк Палаты представителей, Гамильтон подозревал, что это был Монро, и потребовал от Монро публичного заявления, в котором тот поверил в объяснения Гамильтона, сделанные пять лет назад. Ссора между двумя мужчинами стала настолько острой, что только обмен письмами и несколько сложных переговоров, включая вмешательство Аарона Берра, предотвратили дуэль. Однако кодекс чести требовал, чтобы Гамильтон как-то защитил свою репутацию, и поэтому он опубликовал пространный памфлет, в котором изложил все гнусные подробности романа с миссис Рейнольдс. Лучше прослыть частным прелюбодеем, чем коррумпированным чиновником. Памфлет оказался катастрофической ошибкой, и Каллендер со злорадством заявил, что Гамильтон нанес себе больше вреда, чем могли бы сказать против него "пятьдесят лучших перьев Америки "55.55

Гамильтон был необычайно вспыльчив, тонкокостен и чувствителен к любой критике, но в его столкновении с Монро в 1797 году не было ничего необычного. Дуэли были частью тогдашней политики - признак того, что аристократические стандарты все еще преобладали, даже когда общество становилось более демократичным. Мужчины, участвующие в дуэлях, не просто пытались покалечить или убить своих противников; вместо этого они стремились продемонстрировать свою храбрость, воинское мастерство и готовность пожертвовать жизнью ради своей чести, а также вести партизанскую политику. Дуэли были частью сложного политического ритуала, призванного защитить репутацию и повлиять на политику в аристократическом мире, который все еще оставался очень личным.

Вызовы и ответы, а также переговоры между принципалами, их секундантами и друзьями часто продолжались неделями и даже месяцами. Дуэли часто приурочивались к политическим событиям, а их сложные процедуры и публичный обмен мнениями в газетах были рассчитаны на то, чтобы оказать влияние на широкую публику. Было много дуэлей, большинство из которых не заканчивались выстрелами. Например, в Нью-Йорке в период с 1795 по 1807 год произошло не менее шестнадцати поединков чести, хотя лишь немногие из них закончились смертью. Гамильтон был главным в одиннадцати делах чести в течение своей жизни, но реально стрелялся только в одном - в последней, роковой дуэли с Аароном Берром.56

В 1790-х годах эта политика репутации и индивидуального характера быстро разрушалась различными способами, особенно благодаря росту политических партий и распространению скандальных газет, которые обращались к новой популярной читательской аудитории. Действительно, столкновение между старым аристократическим миром чести и зарождающимся новым демократическим миром политических партий и пристрастных газет лежало в основе многих потрясений и страстей 1790-х годов. В этих изменившихся условиях газеты стали оружием новых политических партий, которое использовалось для дискредитации и уничтожения характеров противоборствующих лидеров в глазах беспрецедентного количества новых читателей. Поскольку сохраняющийся кодекс чести был предназначен для джентльменов, общающихся друг с другом лично, он был неспособен справиться с новыми проблемами, созданными постоянно растущей и все более язвительной популярной прессой, особенно в период великого кризиса.

После вступления Джона Адамса в должность президента и распространения Французской революции по всему западному миру Америка оказалась на пороге именно такого кризиса.

 

7.Кризис 1798-1799 гг.