Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

Вместо этого лидеры республиканцев стремились к тому, чтобы законодательные органы Кентукки и Вирджинии ответили на возражения других штатов и подтвердили настроения, заложенные в первоначальных резолюциях. По совету Джефферсона законодательное собрание Кентукки в ноябре 1799 года повторило свое несогласие с законами об иностранцах и подстрекательстве к мятежу и объявило "законным средством защиты от этих актов их аннулирование штатами".81 Даже с учетом этого провокационного слова, решение законодательного органа было гораздо более примирительным и гораздо менее экстремальным, чем сепаратистские взгляды, которые Джефферсон высказывал в письмах несколькими месяцами ранее.

Со своей стороны, 7 января 1800 года Мэдисон опубликовал примечательный доклад комитета ассамблее Вирджинии, в котором он защищал принятые ранее резолюции и предупреждал, что планы федералистов по консолидации "превратят республиканскую систему Соединенных Штатов в монархию". Если федеральное правительство распространит свою "власть на все предметы, подпадающие под понятие "общее благосостояние", то дискреционные и патронажные полномочия исполнительной власти значительно расширятся; это, в свою очередь, приведет к коварным попыткам главного судьи манипулировать своим повторным избранием или к все более коррумпированным и жестоким выборам, вплоть до того, что "сам голос общественности может потребовать наследственной преемственности вместо выборной". Помимо опровержения утверждения федералистов о том, что в федеральных судах действует общее право - "закон огромного объема и сложности, охватывающий почти все возможные предметы законодательства", - Мэдисон привел убедительные аргументы в пользу строгого толкования Конституции, особенно ее статьи о "необходимом и надлежащем", которую так эффективно использовал Гамильтон.

Наконец, он предложил блестящую защиту свобод, описанных в Первой поправке, особенно свободы прессы. Выборные республиканские правительства, ответственные перед народом, требуют, по словам Мэдисона, "большей свободы анимешников", чем наследственные монархии. Это означало "иную степень свободы в использовании прессы"; действительно, несмотря на избыток злословия и клеветы, народные правительства нуждались в газетах для "агитации достоинств и мер государственных людей... . . Только прессе, как бы она ни была изрезана злоупотреблениями, - заключил он, - мир обязан всеми победами, которые одержали разум и человечность над заблуждениями и угнетением".82

Неожиданно несколько событий помогли успокоить эту страшную и бешеную атмосферу. Военно-морская победа британского адмирала Горацио Нельсона над французами в битве при Ниле в октябре 1798 года по сути уничтожила возможность французского вторжения в Англию или Америку. С исчезновением угрозы французского вторжения федералисты потеряли большую часть обоснования своей программы. Но еще более важным для снижения ощущения кризиса стал смелый и мужественный, но странный поступок президента Джона Адамса.

Президентство Адамса было чрезвычайно противоречивым, и Адамс никогда не руководил своим кабинетом, не говоря уже о правительстве. Более того, многим казалось, что он убегает от проблем столицы в Филадельфии, проводя все больше времени в своем доме в Куинси, штат Массачусетс. Этот невысокий, крепкий и чувствительный человек был слишком честным, импульсивным и вспыльчивым, чтобы справиться с растущими разногласиями среди федералистов из-за возвышения Гамильтона и наращивания военной мощи. Несмотря на всю важность, которую его политическая теория придавала исполнительной власти в сбалансированном правительстве, он был плохо приспособлен к тому, чтобы стать преемником Вашингтона на посту президента. Он мало разделял гамильтоновскую мечту о превращении Соединенных Штатов в государство европейского типа с огромной бюрократией и массивной армией, способной вести войну; более того, Адамс был автором типового договора 1776 года, и его идеи о внешней политике и войне были ближе к Джефферсону, чем к Гамильтону. Адамс, безусловно, не обладал личными талантами Бенджамина Франклина, необходимыми для того, чтобы справиться с окружавшими его напряженными, мешающими друг другу людьми. Но он был умен и патриотичен, и он все больше чувствовал, что должен что-то сделать, чтобы положить конец кризису.