Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

В этой работе, которая, очевидно, изначально предназначалась для распространения только среди избранных федералистов, включая избирателей от федералистов, Гамильтон подробно описал карьеру Адамса, местами похвалив, но в основном критикуя его за "эксцентричные наклонности", "сдерживаемую ревность", "крайний эгоизм", "неуправляемый нрав" и "беспредельное тщеславие". Он также попытался ответить на "яростные и непристойные оскорбления" Адамса в свой адрес, особенно на обвинение Адамса в том, что он "лидер британской фракции". В своем ответном обвинении Гамильтон заявил, что Адамс с его многочисленными "пароксизмами гнева" разрушил все, что было создано Вашингтоном за время его президентства, и если он будет продолжать оставаться президентом, то может привести правительство к краху. Несмотря на то, что он "безоговорочно убежден в непригодности [Адамса] к должности", Гамильтон закончил свою диатрибу, как ни странно, поддержкой переизбрания президента. Очевидно, он надеялся на некую комбинацию голосов выборщиков, которая приведет к победе Пинкни.88

Республиканцы публиковали выдержки из просочившегося письма в газетах, что было далеко не достойным форумом, и это вынудило ужаснувшегося Гамильтона опубликовать весь текст в прессе. Хотя письмо было не совсем ошибочным в своей оценке причудливого темперамента Адамса, после широкого распространения оно стало катастрофой как для Гамильтона лично, так и для партии федералистов. Федералисты были потрясены, а республиканцы ликовали. По меньшей мере иронично, что республиканские редакторы попадали в тюрьму за то, что говорили о президенте именно те вещи, о которых Гамильтон говорил в своем памфлете . Хотя само по себе "Письмо Гамильтона", возможно, и не предотвратило переизбрание Адамса, его появление стало свидетельством глубокого раскола среди федералистов, который сделал избрание Джефферсона президентом более или менее неизбежным.

К такому расколу привело решение Адамса отправить новую миссию во Францию - вопрос, на котором Гамильтон больше всего останавливался в своем письме. Адамс, всегда готовый сетовать на то, что страна пренебрегает его достижениями, считал это решение еще раз попытаться договориться с Францией, как он не уставал говорить своим корреспондентам, "самым бескорыстным, благоразумным и успешным поведением за всю мою жизнь".89 Это противоречивое решение, возможно, было поспешным и непродуманным, как утверждал Гамильтон, но оно действительно положило конец военному кризису и тем самым подорвало попытки крайних федералистов укрепить центральное правительство и военное ведомство Соединенных Штатов. После нескольких месяцев переговоров Франция под руководством первого консула Наполеона Бонапарта, который вскоре должен был стать императором, согласилась на условия и в 1800 году подписала Мортефонтенский договор с Соединенными Штатами, который положил конец квазивойне и приостановил действие франко-американского договора 1778 года, тем самым освободив Америку от первого из тех, которые Джефферсон назовет "запутанными союзами". К несчастью для Адамса, весть об окончании конфликта дошла до Америки только после победы республиканцев на президентских выборах.90

 

8

.

Революция Джефферсона 1800 года

Рожденный как реакция на народные эксцессы революции, мир федералистов не выдержал. Федералисты 1790-х годов стояли на пути народной демократии, зарождавшейся в Соединенных Штатах, и поэтому стали еретиками, выступавшими против развивающейся демократической веры. Конечно, они верили в народный суверенитет и республиканское правительство, но они не верили, что простые люди должны играть непосредственную роль в управлении обществом. Они были настолько уверены, что будущее принадлежит им, что общество станет менее эгалитарным и более иерархичным, что относились к народу снисходительно и потеряли с ним связь. "Они пытались, - как заметил Ной Уэбстер, - противостоять силе общественного мнения, вместо того чтобы плыть по течению с целью его исправить. В этом они проявили больше честности, чем адресности".1 Действительно, они были настолько оторваны от развивающихся народных реалий американской жизни, а их монархическая программа настолько противоречила либертарианским импульсам республиканской идеологии Америки, что спровоцировали второе революционное движение, которое грозило разорвать Республику на части.