Empire V. Бэтман Аполло

— Почему? - спросил я.

— Потому что по этому асфальту ездят серьезные люди. Ростки на спецтрассе никому не нужны. Свободолюбивые побеги, которые взломают все на своем пути, в наше время принято сажать в специально отведенных для этого местах. Менеджер этого процесса естественным образом становится провокатором, а провокация - менеджментом…

— А товарищ ваш чем занимается? - спросил я.

— Молодежная субкультура, - сказал седой, зевнув.

— Вот как, - ответил я. - Как, слабо вытащить меня на майдан?

— С вами это не получится, - ответил седой, - говорю со всей молодежной прямотой.

— Вы вроде не очень молоды, - заметил я.

— Правильно, - согласился он. - Но я же не говорю, что я молод.

Наоборот, я довольно стар. И об этом я тоже говорю со всей молодежной прямотой.

— Слушайте, - сказал я, - а может вы скажете, кому из наших молодых политиков можно верить? Я ведь не только вампир. Я еще и гражданин своей страны.

Седой халдей переглянулся с Самарцевым.

— Э, - сказал Самарцев, - да ты, я вижу, провокатор не хуже меня…

Знаешь, что такое "уловка-22"?

Это я помнил из дискурса.

— Примерно, - ответил я. - Это ситуация, которая, если так можно выразиться, исключает саму себя. Мертвая логическая петля, из которой нет выхода. Из романа Джозефа Хеллера.

— Правильно, - сказал Самарцев. - Так вот, "уловка-22" заключается в следующем: какие бы слова ни произносились на политической сцене, сам факт появления человека на этой сцене доказывает, что перед нами блядь и провокатор. Потому что если бы этот человек не был блядью и провокатором, его бы никто на политическую сцену не пропустил - там три кольца оцепления с пулеметами. Элементарно, Ватсон: если девушка сосет хуй в публичном доме, из этого с высокой степенью вероятности следует, что перед нами проститутка.

Я почувствовал обиду за свое поколение.

— Почему обязательно проститутка, - сказал я. - А может это белошвейка.

Которая только вчера приехала из деревни. И влюбилась в водопроводчика, ремонтирующего в публичном доме душ. А водопроводчик взял ее с собой на работу, потому что ей временно негде жить. И там у них выдалась свободная минутка.

Самарцев поднял палец:

— Вот на этом невысказанном предположении и держится весь хрупкий механизм нашего молодого народовластия…

— Так значит у нас все-таки народовластие?

— В перспективе несомненно.

— А почему в перспективе?

Самарцев пожал плечами.

— Ведь мы с вами интеллигентные люди. А значит, взявшись за руки все вместе, мы до смерти залижем в жопу любую диктатуру. Если, конечно, не сдохнем раньше времени с голоду.

Специалист по молодежной культуре тихо добавил:

— Залижем любую, кроме анонимной.

Самарцев пнул его локтем в бок.

— Ну ты замучил своей молодежной прямотой.

Видимо, удар локтем окончательно разбудил молодежного специалиста.

— А насчет молодых политиков, - сказал он, - толковые ребята есть.

Пусть никто не сомневается. И не просто толковые. Талантищи. Новые Гоголя просто.

— Ну, у тебя-то Гоголи каждый день рождаются, - проворчал Самарцев.

— Не, правда. Один недавно пятьсот мертвых душ по ведомости провел, я тебе рассказывал? Три раза подряд. Сначала как фашистов, потом как пидарасов, а потом как православных экологов. В общем, на кого страну оставить, найдем.

Энлиль Маратович потащил меня прочь.

— Нарекаю тебя Коловратом! - крикнул Самарцев мне вслед, - Зиг Хайль!

Меня представили одетому под вампира начальнику зрелищ - невысокому щуплому человеку в черной хламиде. Маска была ему так велика, что казалась шлемом космонавта. Глаза в ее прорезях были большими и печальными. Почему-то мне показалось, что он похож на принявшего постриг Горлума.

— Господин Модестович, - сказал Энлиль Маратович. - Очень много сделал для нашей культуры - вывел ее, так сказать, в мировой фарватер. Теперь у нас тоже регулярно выходят красочные блокбастеры о борьбе добра со злом, с непременной победой добрых сил в конце второй серии.

Модестович был о себе более скромного мнения.

— Неудачно шутим о свете и тьме, - сказал он, приветственно шаркнув ножкой, - и с этого живем-с…

— Рад знакомству, - сказал я. - Знаете, я давно хотел спросить профессионала - почему во всех достижениях нашего кинопроката обязательно побеждает добро? Ведь в реальной жизни такое бывает крайне редко. В чем тут дело?

Модестович откашлялся.

— Хороший вопрос, - сказал он. - Обычному человеку это было бы сложно объяснить без лукавства, но с вами можно говорить прямо. Если позволите, я приведу пример из сельского хозяйства. В советское время ставили опыты - изучали влияние различных видов музыки на рост помидоров и огурцов, а так же на удои молока. И было замечено: мажорная тональность способствуют тому, что овощи наливаются соком, а удои молока растут. А вот минорная тональность музыки, наоборот, делала овощ сухим и мелким, и уменьшала надои. Человек, конечно же, не овощ и не корова. Это фрукт посложнее. Но та же закономерность прослеживается и здесь. Люди изначально так устроены, что торжество зла для них невыносимо…

— А почему люди так устроены?