Эмпириомонизм

Гамлет гибнет, но гибнет как победитель, выполнив свое дело. Гибнет он, конечно, не случайно, а именно потому, что за время его внутренней борьбы, которая не давала ему целесообразно вести борьбу внешнюю, объективные условия, условия «среды» сложились в самую неблагоприятную для него сторону: враги не бездействовали и пустили в ход все средства. Но Гамлет все же сильнее — и даже при этих условиях он увлекает их в своей гибели; уже умирая, он не забывает восстановить последнее звено «разрушенной связи» и с гениальной простотой выполняет это, назначая своим наследником молодого героя чужой страны, надежного и цельного человека — принца Фортинбраса.

Итак, вот сущность трагедии: это история преобразования эллинской души в иную, более законченно-целостную форму силою мучительной борьбы, силою глубоких страданий.

Ничего принципиально загадочного для нашей точки зрения трагедия Гамлета не представляет: она всецело соответствует в своем развитии законам действия психического подбора; она самое авторитетное свидетельство в пользу их познавательной ценности.

VII

Теперь мы возьмем для нашего метода другую иллюстрацию, несравненно менее трагического характера, — явление очень распространенное в современной русской жизни, называемое «поумнением» интеллигентной души, история радикальных «детей», становящихся в свое время умеренными «отцами».

Тот материал опыта, который современные молодые люди приносят с собою из жизни школьной в жизнь студенческую, как известно, весьма небогат, однако он не отличается и особенной односторонностью. Правда, наша средняя классическая школа построена до сих пор главным образом на принципе специализации, притом очень своеобразной специализации: большую часть познавательного материала детям дают из одной, очень узкой области, имеющей в глазах организаторов школы то громадное преимущество, что она «мертва» и, как таковая, в самой себе не заключает никаких объективных возможностей прогресса. Но материал этот имеет «отрицательную» аффекциональную окраску, и молодая психика стремится свести его разными путями к minimum; последнее, вообще говоря, и удается благодаря пособничеству семьи и товарищеской среды. Таким образом, фактически содержание опыта сводится тут по преимуществу к следующим группам переживаний: то, что дает семья, — то, что дает товарищеская среда, — то, что дает школа со стороны «классовой борьбы» учащихся с ее официальной организацией, и, наконец, уже то, что дает школа со стороны познавательного материала «наук». Из всех этих групп именно последняя отличается наибольшей относительной разрозненностью и неполнотой своего содержания, а потому и значение в развитии молодой души она имеет минимальное.

Совокупность опыта оказывается очень разносторонне составленной группировкой: семья вносит в детскую психику, «воспитывает» в ней совсем не то, что вносит и воспитывает товарищеская среда, товарищеская среда — совсем не то, что школьная «наука», и даже эта «наука» — совсем не то, что ее официальные проводники в качестве объектов ненависти и борьбы [110]. Организующая работа психического подбора над всеми этими рядами переживаний протекает с большой интенсивностью: аффекциональная жизнь детства и ранней юности очень бурна и энергична, новые и новые комплексы, вступающие в поле опыта не сложившейся еще психики, глубоко ее захватывают и порою сильно потрясают. Но преобладает обыкновенно подбор положительный, чувствования приятного характера: психика растет, развивается, энергия жизни увеличивается, и хотя далеко не все эти изменения проходят через поле сознания, но все же значительная часть их находит в нем свое выражение — в виде «приятных» переживаний. Таким образом, в тех, наиболее частных случаях, которые мы здесь имеем в виду, имеются все условия для развития психики в эклектические формы: и разносторонний, но неполный опыт, в содержании которого есть очень большие пробелы, затрудняющие его гармоническое объединение, и относительная слабость отрицательного подбора, который является главным фактором развития к строгому монизму.