Энергия ахно-волн

«Что ещё за благотворительная помощь в «Бархатной кофейне?», – недоумевала она. Но и тут память заботливо подкидывала размытые фрагменты Лёнечкиных концертов.

Вдруг всплыла перед глазами строчка из терминала и, лихорадочно порывшись в ридикюле, Клара вытащила на свет чековую ленту. Пробежав глазами, злорадно щёлкнула по ней пальцем.

– Точно! Какое ещё остаточное электричество, а?! – злорадно выплеснула она гнев в жаркий от солнца салон. – Тридцать лет уж как его нет! Не существует больше! Будьте любезны! Ещё и остаточное!

– Если у тебя провода по квартире проложены, то так оно и есть, милая.

Клара подпрыгнула на месте и обернулась. На сиденье позади неё сидел сухой старик – седые волосы пушком обрамляют лысую маковку, глаза, как у бабушки, добро улыбаются.

– Ох… Э… А я думала, я одна тут, – смутилась она.

– Ничего они поделать с этим остаточным электричеством не могут. Гуляет по проводам, – говорил старик.

– Скажите.. Э.. Герр..

– Кауфман!

– Герр Кауфман. А как-нибудь можно от него избавиться, от этого проклятого остаточного электричества?

Динамик над ухом Клары ожил, прокашлялся и сердито фыркнул:

– Фрау Райхенбах! Прыйихалы!

Только сейчас Клара заметила, что трамвай стоит, двери открыты, и она задерживает движение. Подхватила ридикюль и, не спуская глаз со старика, поспешила к выходу.

– Только реконструкцией, – с готовностью торопился Кауфман. – Только брать и выдёргивать к чертям собачим эти провода! – он рубанул сухой ладошкой воздух.

– Но это Жилкоммаг опять? – опешила Клара.

– Фрау Райхенбах! Ваша зупынка! – плюнул динамик.

– Иду-иду!

– Можете и своими силами, – старичок повернулся вслед Кларе. – Только у вас мало времени. Торопитесь! Скоро правительство примет две тысячи седьмые поправки, и тогда только через Жилкоммаг!

Клара соскочила с подножки отъезжающего вагона и обернулась. Трамвай был пустой. Кауфман словно растворился в мареве жаркого трамвая, но старческий голос продолжал неугомонно вещать:

– Месяц у вас от силы, а то и меньше. Торопитесь!

Глава 3. Концерт Лёнечки

– А я говорю вам, что выкупила сто тринадцатый столик! – услышала Клара громкий голос Джорджии. Судя по всему, она была взбешена до крайности.

– Гражданочка! – монотонно отражал атаку привыкший к скандалам дюжий швейцар-вышибала. – В правилах заведения ясно по белому указано, что йоты посещают кофейню во время концертов и представлений только в сопровождении тау, во избежание причинения невзначай вам же травм, моральных либо физических, или не дай боже увечий.

– Я тебя сейчас изувечу, плешь тараканья!

Выдержка швейцара дала брешь.

– Причинение оскорбления или иного вреда при исполнении служебных обязанностей наказывается штрафом в размере…

– Голубчик! Голубчик! – поспешила вмешаться Клара, наскоро творя расслабляющее заклинание, – всё в порядке! Эта фрау со мной! Со мной! Я просто немного задержалась!

Нижняя губа «голубчика» тряслась от обиды, он не собирался оставлять глумление над собой просто так.

– Оскорбление, сударыня – это знаете ли…

– Ах, право! – хихикнула Клара, очаровательно улыбнувшись. – Это вовсе не о вас! – она многозначительно стрельнула на изображение радушного Исайи Майера, хозяина кофейни, который брился налысо, скрывая солидные проплешины. – Не вы же, в самом деле, придумали эти дурацкие правила!

Майера не любили, особенно те, кто на него работал. И швейцар, просияв, потребовал предъявить билеты. Джорджия, с трудом сдерживаясь и сверкая глазами, выдвинула тяжёлую нижнюю челюсть вперёд и молча протянула билеты.

– Всё в порядке, фрау! – швейцар дал дорогу и слегка поклонился. – Приятного вечера.

Он щёлкнул пальцами, открывая в куполе проход.

Несмотря на то, что время было слегка за полдень, как только Клара с Джорджией ступили за пределы защитной магической сферы над кофейней, резко спустились сумерки. Это означало одно – концерт начинается. Клара, забыв о том, что хотела отчитать Гошу за скандал, вступила на территорию искусства и вдохнула атмосферу, пропитанную Лёнечкиным талантом. Самой большой мечтой её было хоть раз оказаться рядом с ним, или вовсе на его месте.

Бархатная кофейня расположилась на окраине Южного района прямо под открытым небом. Впитав в себя пустыри и свалки, она распустилась геометрией пышных кустарников, стрелами дорожек, пронзающими правильный круг территории кафе от центра к окраинам, разблагоухалась кучерявыми шапками цветов. В сердце этого круга, так что видно было с любого места, возносился в небо постамент, диаметром всего пару метров, а издалека и вовсе казавшимся миниатюрным. На его вершине Леонид Евсеевич Мяконький, или попросту Лёнечка, творил волшебство.

Клара и Джорджия пробирались между столиков уже в темноте, под звёздным ночным куполом, по подсвеченным лёгким неоном дорожкам, всматриваясь в лица, озарённые пульсирующим светом ламп-сердец на столиках и предвкушением очередного чуда.