Читаем Энергия кризиса. Сборник статей в честь Игоря Павловича Смирнова полностью

Притязания учения о стилях на всеобщую значимость выражаются в объединении лингвоэстетических и функциональных критериев, которые приспосабливаются к внеязыковой классификационной схеме, основанной на представлении о трех категориях объектов: высшей, средней и низшей, каждой из которых соответствует свой языковой стиль. Эти притязания также нашли свое выражение в оказавшем большое влияние на всю средневековую традицию риторики и поэтики колесе Вергилия (rota Vergilii)[250]. Колесо Вергилия (образцом для которого служат три регистра творчества Вергилия: Буколики, Георгики, Энеида) представляет собой попытку упорядочения социокультурного контекста со всеми его проявлениями в одном семиотическом единстве, а именно — в ряде связанных между собой типов производства смыслов, охватывающем стили, жанры и сословия (пастухи, крестьяне, воины), а также включающем в эту схему и созданные в определенных жанрах и стилях реалии (виды деревьев, населенные пункты, утварь, животных). Еще одной особенностью данной классификации является связь отдельных стилей с определенными стилистическими приемами, оказывающими эстетическое воздействие в иерархической последовательности (слабая, средняя и высокая степень украшения, соответствующие уровни остранения). Иерархический порядок триады стилей также обоснован и возможностью оценки силы выразительности для различных речевых задач. Мы имеем здесь дело с оценкой, которую определяют эстетические нормы. Grande, sublime, amplum genus dicendi, — summissimum, tenue genus dicendi, — mediocre, moderatum, medium genus dicendi — понятия, отражающие данное представление о порядке, а также содержащие ясные указания относительно конкретных стилистических приемов.

Учение о трех стилях основано на условном соглашении, возникшем в частной речевой ситуации и ставшем благодаря определенной культурной ситуации центральным элементом европейского языкознания. Каждая система народных говоров и диалектов, стремящаяся к однородности и одновременно к закреплению за своими «языками» нормативных стилистических уровней (высокий, средний и низкий стиль), перенимала и частично ассимилировала наделенное авторитетом Античности учение о трех стилях.

В рамках элокуции (elocutio) встречаются образы и тропы, которые можно истолковать особым троичным способом, несмотря на то что они кажутся поначалу бинарно сконструированными, — это оксюморон, синекдоха, метафора, силлепсис. Переплетенные в оксюмороне крайности, или антонимы, не только отражают друг друга, но и частично включаются друг в друга. Между ними возникает «скользящий» смысл, семантическое колебание, происходящее между положительным и отрицательным полюсами; именно это колебание, или опрокидывание, и привносит, а точнее, создает третий компонент, необходимый при сравнении двух (tertium).

Впрочем, и теория интертекстуальности, связывающая тексты и реалии, вращается вокруг порожденного ею Третьего. Так в силлепсисе, то есть в интертексте, принадлежащем к двум текстам, текстовым системам или жанрам — скрытому и явному, — в ходе контакта рождается Третий[251].

Если некоторые исследователи тропов исходят из скрытой троичной семантики отдельных структур[252], то метрика содержит множество элементов и систем (дактиль, амфибрахий, анапест), чья трехсоставность очевидна и требует соответствующей словесной формы.

Трехступенчатость силлогизма также разворачивается по правилам построения логических выводов и демонстрирует троичную природу умозаключения особенно тогда, когда третий элемент опускается, как в укороченных умозаключениях в enthymema, encheirema и sorites[253].

Однако порядок трехчленных классификаций нельзя свести лишь к умозаключению, поскольку, как было показано выше, в некоторых случаях мы имеем дело с динамическим семантическим процессом, который можно было бы скорее рассматривать как синтез, нежели как разделение, несмотря на то что процессульность позволяет представить поступательное развитие смысла. Логические законы построения умозаключений также мало способны объяснить тройственные антропологические или теологические модели. Трехчленные конфигурации в семиотике, лингвистике и риторике, казалось бы, воспроизводят существующее положение вещей, то есть в определенном смысле служат прототипами, при этом дело, несомненно, не в причинно-следственной связи, а скорее в иерархии или системообразующих критериях упорядочения[254].

Поиски универсального объяснения для троичных структур в конечном итоге не смогут обойтись без метатриадичных умозрений.

Перевод с немецкого Н. Зандер

Эволюция против истории[255]

(Оге Ханзен-Лёве)

Без эпиграфа

Ю. Н. Тынянов. Промежуток[256]

1. Обезьяна Ленина

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского

Книга Якова Гордина объединяет воспоминания и эссе об Иосифе Бродском, написанные за последние двадцать лет. Первый вариант воспоминаний, посвященный аресту, суду и ссылке, опубликованный при жизни поэта и с его согласия в 1989 году, был им одобрен.Предлагаемый читателю вариант охватывает период с 1957 года – момента знакомства автора с Бродским – и до середины 1990-х годов. Эссе посвящены как анализу жизненных установок поэта, так и расшифровке многослойного смысла его стихов и пьес, его взаимоотношений с фундаментальными человеческими представлениями о мире, в частности его настойчивым попыткам построить поэтическую утопию, противостоящую трагедии смерти.

Яков Аркадьевич Гордин , Яков Гордин

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Языкознание / Образование и наука / Документальное
Семиотика, Поэтика (Избранные работы)
Семиотика, Поэтика (Избранные работы)

В сборник избранных работ известного французского литературоведа и семиолога Р.Барта вошли статьи и эссе, отражающие разные периоды его научной деятельности. Исследования Р.Барта - главы французской "новой критики", разрабатывавшего наряду с Кл.Леви-Строссом, Ж.Лаканом, М.Фуко и др. структуралистскую методологию в гуманитарных науках, посвящены проблемам семиотики культуры и литературы. Среди культурологических работ Р.Барта читатель найдет впервые публикуемые в русском переводе "Мифологии", "Смерть автора", "Удовольствие от текста", "Война языков", "О Расине" и др.  Книга предназначена для семиологов, литературоведов, лингвистов, философов, историков, искусствоведов, а также всех интересующихся проблемами теории культуры.

Ролан Барт

Культурология / Литературоведение / Философия / Образование и наука