Энергия страха, или Голова желтого кота

— Дайте воздуха… умираю… ой, умираю… — зашептал он. Все смотрели на Абдуллу, ожидая, что он придет на помощь. Абдулла начал обмахивать лицо турка. Внезапно турок задрожал всем телом, глаза закатились.

— Позовите доктора! Стучите в дверь, он умирает!

Абдулла бросился к двери, забарабанил по ней кулаками, и пока стучал, не спускал глаз с умирающего. В двери открылось окошко.

— Что стряслось?

— У турка сердце схватило, умирает!

— Ты о себе позаботься.

Окошко захлопнулось. Абдулла с упорством отчаяния снова начал обмахивать несчастного турка.

— Глоток воды есть у кого? Дайте воды!

Кто-то протянул пластиковую баклагу с мутной жидкостью на дне. Абдулла приподнял голову дрожащего турка. Когда вода попала ему в рот, турок вздрогнул, ощутив влагу на губах, затем с жадностью сделал два глотка. Новый приступ удушья скрючил его тело, и он обхватил Абдуллу.

Подошел человек в шляпе:

— Ты обмахивай лицо, я подержу голову.

Похоже, волна удушья начала понемногу спадать. Турок отпустил Абдуллу, расслабился, вытянулся на полу. Зашептал хрипло, не открывая глаз:

— На мне нет вины… Клянусь детьми, брат.

— Бредит… Держите голову, чтоб не ударился, если припадок начнется.

— Вроде немного успокоился.

Задранная рубашка открыла живот, покрытый багровыми кровоподтеками. Абдулла и человек в шляпе понимающе переглянулись. Абдулла двумя руками подтянул подол рубашки, прикрыл живот. Поймал себя на мысли, что делает так, словно накрывает тело усопшего.

— Задержали, брат… Я не знаю… И сейчас не знаю, клянусь… Ты брат мне, туркмен… — снова начал бредить турок. Тело его напряглось.

— Дадим еще глоток воды.

С грохотом открылись двери. Стремительно вошли три надзирателя с носилками. Грубо перевалили на них тело турка и так же стремительно удалились. Уже в закрывающуюся дверь кто-то закричал:

— Выводите нас! Здесь, что ли, срать?! Невтерпеж уже!

Через некоторое время опять открылась дверь, и камера встрепенулась, думая, что сейчас выведут…

— Нурыев Абдулла!

— Я… Здесь.

— На выход!

Его провели по коридору в дежурку. За барьером сидел тот же капитан. Пащик или Пащиков. Несостоявшийся актер из милицейского драмкружка.

— Артист, ты дурак или притворяешься? — спросил он.

Абдулла смотрел на него, чувствуя какой-то подвох.

— Если не понял, то объясняю: здесь не театр! И не надо здесь играть роль положительного героя, ясно? Положительные герои за воротами тюрьмы, дома сидят, а в тюрьме — преступники. И мы делаем так, чтобы люди за воротами смеялись, а здесь — плакали. Врежьте ему, чтоб запомнилось!

Стоявший сзади надзиратель с хэканьем вытянул Абдуллу дубинкой вдоль спины. Абдулла согнулся от боли, упал лицом на барьер.

— Хватит! Артисты с одного раза запоминают, так?

Капитан открыл барьерную дверцу:

— Заходи, артист!

Абдулла, с трудом разогнувшись, прошел за барьер. Капитан кулаком в спину толкнул его дальше, к служебной комнате. Затем еще сильнее, так, что Абдулла влетел в нее и наткнулся на диван.

Капитан вошел вслед за ним и с порога начал орать:

— У тебя здесь роль одна — молчать!

И изо всех сил ударил дубинкой по диванному валику.

— И не высовываться!

Ударил еще раз. Развернулся, закрыл дверь и сказал уже спокойно:

— Ну что, не получился из меня артист?

И криво улыбнулся, без смеха в глазах.

— Садись.

Абдулла сел на диван. Кроме дивана в комнатке помещался канцелярский стол с чайником и пиалами на нем, три стула, старый, чуть ли не ржавый холодильник, и на стене — портрет Президента в форме главнокомандующего Вооруженными силами республики.

— Ты как сюда попал?

— Привезли.

Капитан открыл дверь, выглянул в дежурку, затем запер дверь изнутри на ключ.

— Что ты натворил? Твое дело ведет главный следователь Айдогдыев.

— Да, он…

— Понятно, — кивнул Пащиков или Пащик.

Он задернул белые занавески на открытом окне, но створки не закрыл. Оттуда шел горячий, но свежий воздух. Абдулла поднял к окну измученное лицо, вдыхая всей грудью.

Пащик открыл холодильник, достал несколько кружков нарезанной колбасы, наломал кусками хлеб и налил в коричневый от заварки стакан холодного чая.

— Ешь, только не подавись. На меня не обращай внимания, действуй.

Абдулла припал к чаю. Залпом выпил стакан, налил еще и стал есть.

Встав возле двери, капитан заговорил в полный голос:

— У кого-то болит сердце, у кого-то понос или запор — а тебе какое дело? Ты что, в каждой бочке затычка? Кому плохо — сам скажет, у всех язык есть, понял?

Он еще раз ударил дубинкой по твердому валику дивана.

Абдулла не заметил, как проглотил весь хлеб и всю колбасу.

Пащик налил ему чаю.

— Жена ничего не знает… Меня без нее взяли, — сказал Абдулла. — Сможешь позвонить?

— Ни в коем случае. Ты в такой список попал, что там сплошная прослушка. Меня сразу возьмут и такое со мной сделают, что имя забуду…

— Понял, понял…

— А без меня тебе здесь еще хуже будет. В свою смену, если смогу, буду стараться помочь. Остальное не в моих руках. Вам только бог поможет.

— Да и так спасибо, что ты…

— Что бы ни говорил Айдогдыев — со всем соглашайся. Это самый страшный человек в системе. Говорят, его генеральный прокурор боится.

— Понял.