— Я приехал забрать с собой маму, мы продали квартиру, взяли билеты на завтра… Мне подбросили мой пистолет, который я сдал два года назад… Я ваш бывший соотечественник, я уважаю эту землю, это и моя родная земля… Я говорю, чтобы все это осталось в вашей памяти. Они хотят заключить со мной сделку. Я должен наклеветать на Шамурада Мухаммедова. Должен сказать, что прилетел в Ашхабад по его приказу, как член его группы, как участник покушения на Президента. Мне говорят: «Не волнуйся, ты в тюрьме долго не пробудешь, мы передадим тебя российской прокуратуре как гражданина России». Я рассказываю не для того, чтобы вы были свидетелями. Вы ими не будете, вам не дадут никогда. Я рассказываю, чтобы вы знали и запомнили правду…
Он замолчал, отполз от двери и вытянулся на полу во весь рост. В камере ни один человек не проронил ни звука, не было слышно ни малейшего движения. Абдулла почти был уверен — каждый думает про себя: «Если начнут допрашивать, скажу, что спал, ничего не слышал…»
Каждый мечтает заснуть. Забыться, выключиться из этого страшного мира хотя бы до утра. Если удастся — значит, бог к тебе милостив.
«Вот… — обратился он к капитану Пащику. — Все делаю, как ты велел. Отвернулся, никого не слышу, никому не верю, ничего не помню. Даже если увижу собственными глазами — не поверю, спрошу Айдогдыева, что говорить. Правильно я себя веду, капитан Пащик?»
Абдулла почувствовал, как похолодели ладони. Приложил их к бетонной стене. Она была еще теплой от дневного зноя, от нестерпимой духоты в камере. Но ему уже не было жарко — приятный холодок охватил грудь, спустился по животу в ноги, до пяток. Прохладно, как в жаркий день, когда веет свежестью в саду от легкого ветра, и так сладко спится в тени тутовника…
Абдулла увидел себя в юрте с наглухо закрытым верхом и дверью. В руках — палка. Он гоняется за котом, ворующим мясо из
Шаги удалились. Абдулла скорчился и обхватил голову руками. Когда поднимался сильный ветер и расшатывал остов юрты, он, мальчик, сжимался в комок и шептал заклинание: «Уйди, беда! Сверни в сторону, беда!». И сейчас, взрослый человек, отец семейства, повторял те же слова…
В отдалении, возле двери, началась возня, послышались удары, тычки, пинки, хрипение. Видно, набросились на беднягу русского. А он сопротивляется. Знает же, что никто не придет на помощь, что будет только хуже — все равно сопротивляется.
— Сволочи! Сволочи вы! — раздался голос русского. Затем — шлепок от удара дубинкой, характерный звук пинка в обмякшее человеческое тело — и все смолкло.
Шаги переместились в угол, который занимал человек в шляпе и его сыновья.
— Вы что делаете? Он же старик, у него больное сердце!
Абдулла узнал голос белолицего парня. Затем раздался хрип, удар и началась свалка. Видать, сыновья бросились на защиту отца. Несколько человек бежали из того угла, боясь быть затоптанными. Один из них наступил на Абдуллу и попытался втиснуться между ним и стенкой. Абдулла схватил его за плечо и опрокинул на спину. Тот скорчился на том месте, где упал, и замер. Как бы этот несчастный не обмочился от страха, и без него вони в камере хватает.
Сыновей яшули, очевидно, усмирили, повалили на пол. Слышались только удары дубинок по телу.
Открылась дверь. Кого-то волоком тащили, с кряхтеньем. Наверно, русского. Дверь захлопнулась — в камере наступила тишина как после урагана. В голове шумело, плечо болело. От удара дубинок, конечно. «Меня тоже били», — сказал он в пространство, словно оправдываясь. Но никто не услышал.
Сыновья яшули колотили кулаками в дверь.
— Помогите! Позовите доктора!