Энергия страха, или Голова желтого кота

Вечером Абдулла беседовал с соседом на скамейке у подъезда, когда подбежал один из мальчишек, игравших на пустыре в футбол:

— Дядя Абдулла, вас дядя военный зовет! Их машина вон там, за детским садиком!

Абдулла сразу понял, что это не люди Айдогдыева. Если «военный» — значит, плохие вести о Хыдыре.

С тех пор как сына забрали в армию, он жил в постоянном подсознательном страхе. Как и все родители. Просил прощения у Аллаха: «Это всего лишь тревога, порожденная смутными временами. Не осуждай, что думаю о плохом, мы рабы твои, Аллах!» А недавно вычитал в книге средневекового иранского мыслителя, что дурные предчувствия на самом деле — неосознанная мудрость души. Они постоянно готовят человека к внезапной беде, играют роль амортизатора, ослабляющего силу удара судьбы. Абдулла снова почувствовал, что руки начинают холодеть.

На асфальтовой площадке перед детским садом стояла машина «Скорой помощи». Шагах в десяти-пятнадцати перед ней нервно прохаживался военный, куря сигарету. Абдулла почувствовал, как привычный холод поднимается от ног.

Военный, выбросив сигарету, двинулся навстречу Абдулле. Фуражка с огромным полем, на погонах одна звезда — майор.

— Салам алейкум, Абдулла-ага, — почтительно протянул обе руки. — Вы ведь отец Хыдыра Нурыева?

— Да, я отец Хыдыра.

Майор опустил голову. Ему лет тридцать. Следовательно, дослужился до чинов уже в новой армии, офицер Великого Яшули.

— Абдулла-ага, мне трудно говорить, поверьте…

— Я вижу, не с хорошими вестями пришел, говори.

— Да… Я — заместитель командира полка по воспитательной работе. Произошел несчастный случай…

— Хыдыра ранили?

— Раненого можно вылечить, отвезли бы в госпиталь, надеялись бы, что выживет. Но, Абдулла-ага, случилось хуже… Ночью в казарме началась драка, кого-то порезали, а с Хыдыром хуже…

Майор замолчал, пряча лицо под большой фуражкой.

— Он в машине?

— Да, Абдулла-ага, в машине.

Майор повернулся и что-то крикнул. Раскрылись задние двери, вышли сидящие там солдаты. Абдулла поднялся в машину и сел на скамью. Перед ним на носилках, покрытых белой тканью, лежало тело сына. «Что с Сельби будет?» — подумал он, удивляясь своему спокойствию.

Лицо Хыдыра сейчас похоже на череп. Щеки провалились, подбородок и нос заострились. На нем новенькая солдатская гимнастерка, еще со складками. Пуговицы застегнуты до самого подбородка. Пальцы тонкие, ногти отросшие, под ногтями грязь. «Разве солдат не проверяют? Не заставляют следить за собой?»

От тела Хыдыра веяло ощутимым холодом. Из морга привезли.

— Когда это произошло?

Вопрос застал майора врасплох. А что, он думал — не спросят?

— Вчера ночью, Абдулла-ага, сутки назад. Я не ухожу домой до отбоя. Все спокойно было. Драка началась после отбоя, ночью. Такого в нашем полку никогда не было, словно взбесились. Но виноват, конечно, я. Значит, там раньше что-то случилось, возникло противостояние двух группировок. А я не уследил, не предупредил… Меня накажут, вы не беспокойтесь, следователь сейчас разбирается…

Услышав слово «следователь», Абдулла представил Айдогдыева. Он, должно быть, знает, что привезли труп Хыдыра, может, он и приказал. На глаза попался новенький значок, приколотый к новой гимнастерке — профиль Великого Яшули. Как на мундире Айдогдыева. Абдулла снял его, отдал майору.

— Мертвым это не надо.

Майор молча положил значок в карман.

От дома мчалась Сельби — как черная буря горя и безумия. Она уже знала. Набросилась на майора, вцепилась в погоны, рвала их с силой страшной, оторвала один погон и начала хлестать им майора по лицу:

— Убили!!! Кровь выпили! Убийцы!!! Где вы его держали, где убили?!

Абдулла пытался остановить ее.

Сельби налетела на него:

— Ты жалкий трус! Нет теперь Хыдыра! Все заботы унес с собой — вместе с жизнью! Ребенок мой!..

И медленно опустилась у его ног, потеряв сознание. В «скорой помощи» был и врач. Он выскочил, будто готов был, с сумкой в руках и еще с чем-то, что оказалось резиновой подушкой. Приподнял голову Сельби, уложил на резиновую подушку, достал вату и флакон — острый запах нашатырного спирта заполнил горячий воздух. Из глаз Абдуллы выкатились единственная слеза. Если он сейчас зарыдает, Сельби не поверит, скажет, что пытается хоть слезами оправдать себя. Даже верблюд, потерявший своего верблюжонка, рыдает, а он — не мог.

Хыдыра похоронили на следующий день к вечеру. Пришли соседи, ученики Сельби, друзья Хыдыра. Почтенные яшули из мечети встали на джаназу — поминальную молитву. Из войсковой части никто не прибыл. Не было и учителей из школы Сельби, людей из театра. Когда подняли на плечи гроб и двинулись к кладбищу, Абдулла увидел в стороне плачущую Джемал.