Ирина:
Пьер Булез. Он же тоже в это время начинал.Гия:
Это один из блестящих музыкантов, который мне совершенно не близок ни как композитор, ни как дирижер. Я не воспринимаю его музыку, и это нормально. Музыку Ксенакиса тоже.Ирина:
Возможно, потому что они совсем не мелодисты?Гия:
Дело не в этом. Вот Дъёрдь Лигети мне близок. Почему? Я не считаю, что человеку все должно быть близким. Я думаю, что человек должен что-то не принимать, а что-то принимать. Когда я получил стипендию немецкой академии ДААД, в одном концерте исполнялись мои произведения и Ксенакиса. Когда закончился концерт, был прием, и он не захотел мне пожать руку, настолько не близка была для него моя музыка. Я считаю, это замечательно.Ирина:
А представляете, как слушателю было интересно на этом концерте?Гия:
Я вообще не доверяю людям, которые влюблены в музыку добаховскую, потом Баха, потом классиков, потом романтиков и так далее. Огромное значение для меня имела «Весна священная» Стравинского. Я сперва услышал её в записи, а позже в исполнении Бернстайна с оркестром Нью-Йоркской филармонии в Большом зале Московской консерватории. Мы специально полетели, чтобы услышать это гениальное творение.Ирина:
Это был прорыв в вашем сознании!Гия:
Это была такая же революция, какую совершил Ленин. Только Ленин оказался, по высказыванию Струве, «мыслящий гильотиной», а Стравинский оказался величайшим новатором. До сих пор, когда я слушаю эту партитуру, а я ее знаю почти наизусть, я не понимаю, как можно создать это! Как не понимаю, как мог появиться Бах. И, вообще, многого я не понимаю.Ирина:
Ну ведь все понимать и не нужно.Гия:
Бог ты мой, конечно нет, конечно нет! Я ведь вам сказал, что я таким людям не доверяю.Ирина:
У человека должна быть внутренняя готовность, чтобы слушать и воспринимать разные трактовки. А вы чувствовали, что вам не хватает образования?Гия:
Образования всегда не хватает. Не может быть человек абсолютно образован. Хотя, наверное, какие-то индивидуумы существуют. Например, мой ближайший друг Альфред Шнитке, я могу сказать, был абсолютно образован. Он был совершено потрясающее явление. Но даже у Шнитке я не всё воспринимаю. Что-то обожаю, допустим, Санктус из его «Реквиема». Я не могу понять, как такую мелодию мог написать человек. Но в то же самое время у него есть сочинения, которые для меня менее приемлемы, и это нормально.Ирина:
А как он относился к вашей музыке?Гия:
Надо прочесть на изданных пластинках его высказывания о моей музыке. Их немало, и они положительные.Кроме Альфреда ещё мои ближайшие друзья Арво Пярт и Валентин Сильвестров. Мне очень нравится одно высказывание обо мне Сильвестрова, что я пишу музыку музыкой. Такое мог сказать только он.
Ирина:
Я слушаю вас и думаю, как поразительна эта дружба. Все композиторы, кого вы назвали – это главные композиторы нашего времени, люди, которые сотворили музыку XX и XXI века. А с Арво Пяртом, мне кажется, вас объединяет особое отношение к тишине и определенный темпоритм. Ему тоже свойственна абсолютная прозрачность в музыке.Гия:
Да. Что-то, может быть, есть общее. Вы знаете, что первый авторский концерт Арво Пярта состоялся в Тбилиси, и этим концертом дирижировал Джансуг Кахидзе, человек, который в моей жизни сыграл, даже не знаю, как это выразить…Я в консерваторию поступил только потому, что, когда учился на геологическом факультете, у нас была на втором курсе практика в Кутаиси. Спали мы на полу в спальных мешках в школе. Первый маршрут с рюкзаком и с молотком восемь километров, обратно уже со сланцами восемь километров. В рюкзаке я нашел бумагу, карандаш и начал перечислять профессии, которые не требуют ходьбы. Ну и вот среди этих профессий музыка оказалась мне самой близкой.
Но в то время, кроме джаза, меня ничего не интересовало. Мое общение с музыкой началось не с Баха, Моцарта или Шуберта, а с Гленна Миллера. Поэтому я решил поступить в консерваторию, окончив которую я получил бы диплом, дающий мне право встать перед биг-бендом и продирижировать каким-нибудь роскошным стандартом.
Ирина:
То есть, когда вы поступали в консерваторию, вы даже не знали, что вы будете писать музыку?!Гия:
Ну, может быть, знал, что буду писать из любви к джазу какие-то джазовые композиции. Я поступал на композиторский. И вот сразу же мне повстречался Джансуг Кахидзе, которого я считаю явлением: дирижер, певец, блестящий знаток грузинского фольклора и композитор. Его песни, написанные к фильмам, сегодня очень популярны в Грузии. Когда мы в Москве писали музыку к фильму «Не горюй!», он дирижировал оркестром кинематографии. И вот тогда Данелия понял степень его таланта и при озвучании этого фильма его голос звучит во многих местах.