Энигма. Беседы с героями современного музыкального мира

Хосе: Тут вопрос не в том, что я по этому поводу думаю. Когда мы говорим барокко, романтизм, классика – что мы под этим понимаем? Мы говорим о классической музыке и вкладываем в этот термин что ни попадя. Но если быть точным в определениях, то классическая музыка – это музыка конкретного периода: Моцарт, Бетховен и их современники. Потом на смену приходит романтизм, до этого было барокко, а потом идут неоромантики, современная музыка и так далее. И в общем, не важно, что я думаю по этому поводу или что думает кто-то ещё. Есть определение, с которым мы все согласились: давайте кодифицируем все эти направления, чтобы навести порядок в историческом и стилистическом подходах к музыке. И, в соответствии с этим соглашением, мы относим творчество Доницетти и Беллини к бельканто, Верди – к музыкальной драме, Пуччини – это соединительное звено между музыкальной драмой и веризмом, а потом идёт, собственно, веризм и так далее. Но есть ещё одна вещь, которая меня всегда бесила: нельзя забывать, что за музыкальным произведением, в каком бы веке оно ни было написано, к какому бы стилю мы его ни относили, стоит живой человек. Композитор – это живой человек. Я приведу пример. Как-то раз мы исполняли что-то из Баха, и я попросил оркестр добавить немного глубины в музыкальную фразу. И оркестр ответил мне: маэстро, это невозможно, мы же играем Баха, мы должны соответствовать: традиционализм, педантизм. А я спросил их: извините, господа, а вы в курсе, сколько у Баха было детей? Не знаете? Так вот – двадцать один! А знаете, откуда берутся дети? Есть только один способ. И вы мне говорите, что этот парень не был страстным человеком? Вы считаете, что у этого парня был недостаток тестостерона и либидо, потому что это Бах? Извините, но не нужно изменять духу композитора. Одно дело нарушать стиль, и совсем другое – забывать, что за каждым произведением стоит живой человек, со всеми его взлётами и падениями, со всеми страданиями, через которые проходит любое человеческое существо. Когда мы забываем об этом, мы начинаем искажать дух музыки. То же самое происходит почти со всеми композиторами. Мы всегда загоняем себя в какие-то рамки, якобы потому, что этого требует стиль. Ну извините! Почитайте его письма! В XXI веке мы привыкли считать, что мы первооткрыватели всего: до нас не существовало романтизма, до нас не было эротики. Это мы изобрели эротизм? Да помилосердствуйте! Самый эротичный период в истории человечества – это, наверное, Ренессанс.

Ирина: А сам бог Эрос ещё старше.

Хосе: Давайте вспомним греков, римские оргии. Не убеждает? Нет, нет, нет, это всё мы придумали, в XXI веке. Спокойствие, господа, спокойствие! В этом как раз и заключается величие человечества, мы давно уже такими стали. И забывать об этом, когда исполняешь музыку, значит служить плохую службу композитору и искажать идею произведения.

Ирина: А как отреагировали музыканты в твоем примере с Бахом – они поняли, что ты имеешь в виду? Сыграли так, как ты хотел?

Хосе: Многие всё понимают, но, тем не менее, предпочитают ставить своего рода эмоциональный блок, потому что тогда ты не тратишь себя. Если ты человек с заблокированным эмоциональным миром, с заблокированной физиологией, а это часто бывает – люди не любят, чтобы к ним прикасались, целовали, они мгновенно реагируют на это, отстраняясь, – когда ты испытываешь такой дискомфорт в отношении собственного тела, собственной чувственности, сексуальности, ты неизбежно проецируешь это всё и на музыку, которую исполняешь. И для того, чтобы сделать шаг навстречу, играть иначе, тебе придётся отказаться от своих привычек. Или просто быть умнее. Используй музыку для выражения того, на что ты не осмеливаешься в своей личной жизни, и тогда ты имеешь шанс сэкономить кучу денег на визитах к психотерапевту.

Ирина: Вот уж точно! Гениальная мысль. Просто гениальная!

Конкурс Пласидо Доминго «Опералия» стал для тебя одним из первых трамплинов в карьере. Ты получил первое место и Гран-при. Это так?

Хосе: Да, более или менее. Когда я победил на конкурсе «Опералия» в 1994 году, моя карьера уже пару лет развивалась. Я даже записал диск со своими концертными выступлениями. Но этот конкурс дал мне то, что сейчас является совершенно обычной вещью, а тогда было большой редкостью: выступления транслировались на весь мир. И ты прекрасно понимаешь, что это значило – я за пять минут добился такой известности, которую иначе пришлось бы зарабатывать десяток лет.