Энигма. Беседы с героями современного музыкального мира

Ирина: Мама литовка – литовский язык, папа армянин – армянский язык. А в семье на каком языке говорили?

Асмик: Как таковой семьи я не совсем помню, потому что мои родители развелись, когда мне было полтора года, но я с мамой говорила на литовском, с папой – всегда на армянском. Армянский у меня слабый, потому что папа был единственным человеком, с которым я говорила на армянском. Родители между собой говорили на русском, у меня было много русских друзей, поэтому я выросла на трех языках.

Ирина: Теперь у вас и русский муж, замечательный режиссер Василий Бархатов, и дочка маленькая.

Асмик: Ей три с половиной года.

Ирина: И старший сын есть.

Асмик: Своим сыном я очень горжусь. Ему 17 лет, и потому до сих пор Вильнюс мой дом. Мой сын ходит в школу там, и я всегда возвращаюсь домой.

Ирина: Вы родились в Советском Союзе, а сейчас вы жительница Европейского союза. Как это совместилось?

Асмик: Везде и во всем есть хорошие качества и не совсем хорошие, а также то, как мы умеем видеть и использовать всё, что приходит в нашу жизнь. Я стараюсь во всем видеть хорошее и брать по максимуму, что могу. Думаю, что из Советского Союза я взяла все, что было там самое хорошее, а нехорошее – стараюсь забыть. И также в Европейском союзе.

Ирина: Мне бы хотелось поговорить о вашем триумфальном восхождении, оно еще продолжается, и кажется, что у вашего таланта нет границ. Это доказывает ваш репертуар. Думаю, что тайна вашего волшебного голоса в том, что, как отмечают одни критики, в нем есть металл и холодность, а другие находят в нём совершенно особую теплоту. Слушая вашу Татьяну, я думала – о каком холоде они там говорят? Просто душа разрывается…

Асмик: Я этот вопрос задавала себе сейчас после «Манон Леско». Во Франкфурте уже прошло семь спектаклей. Был очень большой успех, и критика на один и тот же спектакль была разная: «абсолютно бархатный теплый голос», и «бриллиант холодный летящий».

Оперное пение есть именно игра голосом. Я по максимуму стараюсь использовать все возможные краски, но считаю, что все-таки мой голос достаточно теплый, а те холодные ноты это и есть краски. Но это тоже мой голос. И мне самой очень интересно, какие разные мнения высказываются.

Ирина: Это зависит от того, насколько эмоциональную партию вы исполняете или от языка, на котором вы поете?

Асмик: Все важно: и язык, и партия, и то, что я хочу в ней сказать.

Ирина: Вы часто себя идентифицируете с вашей героиней?

Асмик: Всегда. Но это может быть Татьяна Асмик или Асмик Татьяна. Конечно, я всегда стараюсь, чтобы Асмик была Татьяной. Я проживаю роль каждый раз по-разному и учусь.

Ирина: Как вы считаете, у вас русская вокальная школа? Я так понимаю, что очень долго вашим педагогом была мама.

Асмик: Я у папы много училась, и у мамы, и сейчас у меня есть педагог. Я стараюсь везде, где могу набираться опыта. Но я не считаю, что у меня русская школа пения, потому что и мама, и папа всё-таки представители старой итальянской школы.

Ирина: То есть это Милан, студия при La Scala? Они там, наверное, познакомились?

Асмик: Да. Именно там.

Ирина: А сколько лет вы уже на сцене?

Асмик: Если считать от первого спектакля, то с 2004 года.

Ирина: То есть пятнадцать лет и у вас больше шестидесяти партий?

Асмик: Шестьдесят это вместе с концертным репертуаром. То есть ролей, наверное, где-то пятьдесят.

Ирина: А роль в опере «Енуфа» будет новой для вас?

Асмик: В этом сезоне «Енуфа», «Норма», партия Хризотемис и еще я записываю четыре последние песни Штрауса. Это чуть-чуть многовато. Но зато в следующем сезоне, если я доживу до следующего, то не сделаю ни одной новой роли. Много постановок, но ни одной новой роли.

Ирина: Вы, с одной стороны, очень пластичная, а с другой – очень твердая. Это было особенно заметно в вашей последней работе с Барри Коски: Татьяна в «Евгении Онегине» в Комише-опер в Берлине.

Асмик: Для меня это была не первая постановка этой оперы. Первый «Евгений Онегин» был в Вильнюсе. Потом я пела в Васиной Бархатова постановке. Потом у Чернякова в Москве. А потом уже был Барри.

Ирина: А была какая-то трансформация вашей Татьяны за эти четыре постановки?

Асмик: Они все очень разные, и все очень дороги мне. Но они были бы разные, даже если б это была бы одна и та же постановка. Потому что я меняюсь каждый день.

В Москве меня приняли как Татьяну, но я опасаюсь, что весь русский репертуар не совсем мой. Нет во мне русской героини. Эти оперы написаны для очень сильных девушек и женщин, а я другая, у меня этого нет ни в теле, ни мозгах. У меня другая ментальность.

Ирина: А чего не хватает? Какой-то покорности…

Асмик: Я не знаю. Речь идет о сильных женщинах.

Ирина: Но вы сильная? Вы же не слабая?