Энигматист <Дело о Божьей Матери>

Кстати, она все чаще стала оборачиваться в мою сторону. С чего бы это? Из жалости к неуклюжим попыткам привлечь ее внимание? А может, она насмехается над моей растерянностью при встрече? Или этот огонь во взоре — плод презрения, какое в силу вековых традиций испытывает свободнорожденный к вчерашнему рабу вроде меня? А между прочим, я ведь тоже родился свободным. И дар речи у меня пропадает лишь при виде Федры, а в остальное время стараниями тех же педагогов, что отточили ораторское искусство Юлиана, я сыплю шутками и глубокомысленными сентенциями не хуже записных демагогов с Форума. И некоторые мои высказывания становятся столь популярными, что даже местный комедиограф Полидор не постеснялся нагло спереть у меня пару удачных каламбуров. Да и вниманием нежных дев я с некоторых пор тоже не обижен. Так за что же меня презирать?

«Полна любовь как медом, так и желчью», — в сотый раз подтрунивает надо мной зануда Мардоний, прекрасно осведомленный о том, что происходит у меня в душе…

…Проходит еще немного времени, и вот в одно прекрасное праздничное утро — как сейчас помню, отмечали День Фиалок — я, в глубокой задумчивости гуляя по тенистому портику, совершенно неожиданно нос к носу сталкиваюсь с Федрой. По обыкновению залившись краской и утратив способность говорить, молча склоняюсь в учтивом поклоне, пряча выдающие чувства глаза.

— А я слышала, ты бываешь куда разговорчивее.

О боги! Она заговорила со мной! Заговорила первой!

Я в изумлении поднял голову и остолбенел. Вместо холодного надменного взгляда, что всегда чудился мне в этом божественном взоре, я вижу… слезы!

— Ноя думал…

Не дав мне договорить, Федра запечатала мой рот нежнейшим из поцелуев. Обезумев от страсти, я прижал ее к своей груди и не отпускал до тех пор, пока наши языки и губы не онемели от изнеможения. Сначала мы долго и жадно пили друг друга, словно истязаемые жарой путники, нашедшие спасительный ручеек в знойной пустыне. Потом мы еще дольше пили друг друга так, как это делают лесные пташки. Мелкими-мелкими глотками.

И ни на земле, ни на небе, ни даже в интермундиме, этом недоступном для смертных междумиръе, где, по словам всеведущего Эпикура, живут вечные боги, в тот момент не было и не могло быть никого счастливее меня…