Енисей, отпусти!

– Это не теория, а слова крупнейшего… лисовина: «Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и банкиров, безусловно, предпочтительней принципа самоопределения народов», сказанные ка-а-ак раз в 1991 году.

Тоня демонстративно промолчала.

– Тоня, я сейчас назову три булавки, а может, и три гвоздя, которыми вы пригвоздили традиционное мировоззрение: архаичные уклады, мученики за веру и теория заговоров. Вы о них сказали с характернейшей интонацией: как о чем-то мертво-книжном. А это ярчайшие вещи. Архаичные уклады – источник животворной силы, которую хорошо чует ваш муж Костя. Мученики за веру – вполне конкретные нынешние люди, чей пример вдохновляет лучших представителей общества. А теория заговоров – это не теория, а… так сказать… вариант образного и доступного определения процессов, не обозримых для близкого глаза. Хотя вообще… если разобраться… – я обвел взором присутствующих – да все на свете… теория заговора. Вот вы договорились с Валентиной Игнатьевной поужинать без нас – чем не заговор?

– Сергей Иваныч, вы очень хитрый лисовин, – ударяя размеренно на каждое слово, не удержалась от смеха Тоня.

Валентина Игнатьевна сияла.

– Лисо-свин, – не удержался и я.

– Вы сначала, как Чацкий, а потом за шуточкой прячетесь, – сказала Тоня. – Объясните нам, пожалуйста, что такое патриотизм?

– Пожалуйста… Это не так и сложно. У меня ведь тоже была бабушка. Коренная ангарка. Бабушка говорила: «Ране все миром делали, а тичас на́разно». Или: «У вас, беспут, пошто все порозь-то?» Еще она говорила «головизина». Так вот, патриотизм – это когда в твоей беспутной головизине все не на́разно, не порозь и даже не в кучу – а в жгут, в самый что ни на есть кишошный, совокупный и многоипостасный… э-э-э… жгут-плетенец! – выпалил я. – Когда чувствуешь Россию исключительно в совокупности всех ее прожилин, пространственных, временных, хозяйственных, духовных, военных, воспитательных, научных, художественных и всяких разных, и пренебрежение хоть одной из этих жил-арматурин грозит ампутацией России, чем многие сейчас и занимаются. Как бабушку не вспомнить?! До чего народ зарнай стал! Че хотим – то и оттяпывам! От стыдови́шша-то где! «Не признаю языческую пору, только православную». Или наоборот – «Только языческую, православье – иудейские ереся́». Или ишшо не башше: «Признаю только Русь до семнадцатого года. Все, что опосля, – не Русь». В чем беда оттяпки? Выделяешь идею, путнюю на первый погляд, а забываешь о людях и поколениях. От ить лень отылая! Думаешь: да по каку змею нам в языческу память лезти, коли мы православные? Или: да не от лешака ли перенимать все это ерусалимско приложенне к Христовой вере? О каку пору к селам да мужикам нашим пришатурило-то лавры эти с кипарисьями? Охо-хо-нюшки. Ты пошто ж такой-то? Пошто ж в века-то наши не заглядывашь? Думашь, там одно околеванне? Да там свет немеркнущий…

И думать-то надо не о чужеродности лавров, а о десятках поколений русских людей, живших в ту или иную эпоху, например, в великую православную. Об их победах. О том, каких высот они достигли, развивая христианство, совершенствуя его видение, каких гениев дала наша земля на этом пути! Какие достижения явила в святоотеческой литературе, в иконописи, в архитектуре. О том, как это в будущем отражается. И как наполняет душу. В общем, о душе думать, а не о лаврах.

И еще, вы знаете, это… любовь, которой все окружающее проклеиваешь по швам и которая тебя таким смыслом обдает, что ни на что не променяешь! Вы не представляете, какое это счастье! Это вам не общечеловеческие ценности из брошюры, которой без году неделя. «Каждый человек имеет право свободно участвовать в культурной жизни общества, наслаждаться искусством, участвовать в научном прогрессе и пользоваться его благами» – не смейтесь – привожу дословно! От дак произведенне! От дак гумага! Еще и написанная как попало. Разве ей можно служить? Как старовер про баптистов сказал: «Нашей вере тысяча лет, а вы тут с брошюрами шаритесь!» Гениально! И, конечно, патриотизм – это служение Отечеству как главное дело, независимо от занятья. Для меня же пример – мученик во Христе, пресветлой памяти воин Евгений Родионов, казненный врагами за отказ снять нательный крест. Будешь мерить судьбу Жениным подвигом – все на место встанет. Аминь.

Настала тишина.

– Сильно, – сказал Костя. Глаза его блестели.

– А… куда же нам-то, смертным?.. – пропела, уютно потягиваясь и зевая, царь-девица.

Валентина Игнатьевна сказала:

– Сергей Иванович, я с вами согласна. Только на прогресс вы зря, конечно, ополчились…

– Вы знаете, прогресс уже давно против человека работает, есть грань, когда его помощь оборачивается… такой зависимостью, что… – сказал я, чувствуя, что выдохся, – знаете, как в авиации, когда прошли точку невозвраще…

Раздался грохот в сенях, выкрик «долбаный петух!», за ним стук в дверь и на пороге появился Эдик: было видно, что шел он издалека: