Енисей - река сибирская

"Скоро после Енисея начинается знаменитая тайга. О ней много говорили и писали, а потому от нее ждалось не того, что она может дать. Вначале как будто немного разочаровываешься. По обе стороны дороги непрерывно тянутся обыкновенные леса из сосны, лиственницы, ели и березы. Нет ни деревьев в пять обхватов, ни верхушек, при взгляде на которые кружится голова; деревья нисколько не крупнее тех, которые растут в московских Сокольниках. Говорили мне, что тайга беззвучна и растительность ее не имеет запаха. Я ожидал этого, но все время, пока я ехал по тайге, заливались птицы, жужжали насекомые…

Сила и очарование тайги не в деревьях-гигантах и не в гробовой тишине, а в том, что разве одни только перелетные птицы знают, где она кончается. В первые сутки не обращаешь на нее внимания; во вторые и третьи удивляешься, а в четвертые и пятые переживаешь такое настроение, как будто никогда не выберешься из этого земного чудовища. Взберешься на высокий холм, покрытый лесом, глядишь дальше на восток по направлению дороги и видишь внизу лес, дальше холм, кудрявый от леса, за ним другой холм, такой же кудрявый, а за ним третий, и так без конца; через сутки опять взглянешь с холма вперед — и опять та же картина…"

Это написал Антон Павлович Чехов.

Тайга вовсе не показалась ему такой мрачной и страшной, как ссыльному Елпатьевскому. Чехов упоминает, что о тайге "много говорили и писали", но он не повторяет чужих, не очень-то верных, рассказов. Побывав в тайге, он увидел ее такой, какая она есть на самом деле — и похожей и не похожей на обыкновенный лес.

Раньше тайга пугала человека не только валежником и буреломом, преграждающими дорогу лешему и конному, не зверями, которые чаще избегают встречи с человеком, чем нападают на него, даже не знаменитым таежным "гнусом" — комарами, мошками, слепнями, оводами и прочей жалящей в кусающей дрянью. Она страшила именно своей необъятностью, бескрайностью.

Через тайгу "тащился, судьбу проклиная, бродяга с сумой на плечах". Шел он, голодный и бездомный, день, два, неделю — и все обступали его деревья, все так же безучастно шелестели в колеблемых ветром вершинах волны таежного океана.

Приходил в сибирскую тайгу переселенец, выгнанный нуждой из обжитых, милых сердцу украинских степей, и в смятении останавливался перед зеленой стеной, которую надо было "выжигать, вырубать, выкорчевывать в одиночку, чуть не голыми руками. Не до цветов, не до птиц было этим людям, и горькие проклятья посылали они тайге.

Лет двадцать назад тайга подступала к самому Красноярску. Ягодницы, торгующие на базаре душистой леоной малиной, рассказывали, как их напугал медведь.

— Где же это вы на него наткнулись? — спрашивали любопытные.

— А вон в том логу, — отвечала ягодница, показывая рукой на горы за Енисеем. — Высокую-то сосну примечаете? Так в аккурат маленько правее леший его и вынес.

И вот недавно, отправившись побродить по окрестностям до отъезда в низовья реки, я случайно оказался где-то поблизости от той самой приметной сосны. Накрапывал дождь, и прозрачные его слезинки дрожали на лапах молодых елок. Вдруг рядом залаяла собака, послышались голоса, лес поредел, и я очутился перед каменоломней. Где же ключ, который бил тут из-под скалы? И малинника нет — вытоптан. После дождя на дороге, спускающейся под гору, чернела жирная грязь.

Мне стало жаль укромного таежного уголка, куда мы в детстве забирались, вздрагивая при каждом треске: не косолапый ли?

Я разговорился с рабочими, дробившими куски серого камня.

— Для наших строителей сырье разведываем, — гордо сказал парень, играя тяжелым ломом в крепких руках. — Известняк первый сорт!

Тайга отступает под могучим напором человека. Он валит деревья, чтобы расчистить место для железной дороги, для таежного аэродрома, для веселых домиков пионерского лагеря, для столбов телеграфной линии, для пасеки, для молодого фруктового сада. Он валит лес, чтобы строить дом, копать руду, добывать камень.

Мы смотрим теперь на тайгу хозяйскими глазами. Мы властно вмешались в ее жизнь.

Мы не позволяем своевольничать старому врагу тайги — огню. Тайга — народное добро, и потому отряды лесной авиации патрулируют над ней, стерегут ее, высматривая, не покажется ли где дымок начинающегося пожара.

Далеко в глубь зеленого океана выдвинулись лесные промысловые хозяйства с тракторами, механическими пилами, радиостанциями, светом электрических ламп. Лесоводы зорко смотрят за тем, чтобы не оскудевали лесные богатства, чтобы на месте порубок быстрее тянулась новая поросль.

Велика сибирская тайга, много в ней еще углов, где не ступала нога человека, но все больше обживают ее советские люди, все меньше тайн хранят ее непролазные чащи, все роднее звучит для нас пугавшее когда-то слово "тайга".

* * *

Мне посоветовали плыть из Красноярска вниз по Енисею до устья Ангары на первом попутном судне, а потом примкнуть либо к рыбацкому каравану, либо к "каравану диких рек" и путешествовать с ним дальше на север.

Попутным судном оказался небольшой теплоход "Орон".