Ёнька

Подошли и встали, не решаясь шагнуть за стену дождя. В лесу творилось что-то невообразимое: деревья гнулись под ветром, молнии блистали и грохотал гром. По дорожкам бежали слепленные в ручьи дождевые капли. Входить было страшно, Ёнька же казался решительным и неумолимым. Увидев настроение сына, мама выдала ему его зонтик. Мальчик смело шагнул под дождь. Мама двинулась вслед за ним под собственным зонтом, я же вошёл без прикрытия. Во-первых, зонтика не было, а во-вторых, роль пирата обязывала.

Прореха в радости

Мы пробирались по щиколотку в воде, а лес гудел и гнулся над нашими головами. Дубы закидывали водой и желудями. Старые липы выли и пугали: «У-у-у-йди-и-и-те-же!» Совсем рядом блеснула молния. Раздался округлый с зазубринами раскат грома. В ушах зазвенело. Стало страшно. Ёнька же смело прятался за маму. Он не только сам шёл вперёд, но и толкал её вместе с коляской. Иногда отпускал, чтобы бросить в поток лист, гнутый корабликом.

Долго мы бродили среди струн дождя. Где-то здесь прятался Менябросиль, а мы с Ёнькой знали, как опасен он для мам и детворы. Только дождь спасал людей от его тоненьких цепких ручек и страхов.

– Стойте! – вдруг сказал Ёнька. – Мама, ты слышишь? Мальчик плачет.

– Конечно, слышу, – ответила мама то ли с сомнением, то ли с возмущением.

Она замерла на месте. Шум дождя и ветра перекрывал все звуки. Не думая о последствиях, я прошептал заклинание и велел буре остановиться. Стало тихо. Капли повисли в воздухе, деревья замерли, напружиненные ветром. Даже сам ветер застыл и только пыхтел от натуги, удерживая лес согнутым.

– Ветер стоит отпустить. Пыхтит сильно, – сказала мама Ёньки так буднично, как будто моё чудо и не чудо вовсе. – Ничего не слышно из-за него.

Я позволил ветру освободить деревья, и они разом выпрямились. Нас окатило брызгами. Извиняясь и благодаря, лес пару раз качнулся и снова замер. Только один дуб продолжал крупно и часто дрожать.

– Кого мы ищем? – прошептала мама.

– Менябросиля, – отозвался Ёнька.

– Он очень тонкий, – добавил я. – Такой лёгкий, что может даже на слове влететь в ухо.

– На любом слове? – уточнила мама.

– Конечно же нет, – ответил я. – На лёгком он не удержится. Ещё он любит одинокую тишину и неотвеченные вопросы.

– Какую тишину? – спросил Ёнька. – Одинокую?

– Одинокую, – кивнул я. – По дружной тишине Менябросиль ходить не умеет.

– Я думаю, что ваш Мунтибрюксель там, – мама сложила зонтик и указала им на трясущийся дуб.

– Менябросиль, – поправил я её. – Вы уверены?

– Вы издеваетесь? – возмутилась Ёнькина мама и пронзила меня взглядом.

– Действовать нужно быстро. Скоро люди придут. Ёнька, ты тоже его слышишь? – спросил я.

– Ага, – ответил мальчик. – Он плачет и говорит, что его все бросили.

Мама вздохнула и вместе с коляской пошла вперёд. Прямо по мокрой траве.

– Не приближайтесь! – шёпотом прокричал я.

– Ой, ну хватит! – приструнила меня Ёнькина мама. – Ну, Менябросиль, скажи, кто тебя бросил? Почему такого хорошенького мальчика отпустили одного в этот мокрый и тёмный лес?

Её смелость сделала мой страх постыдным. Я разозлился на темноту вокруг и воздел руки в небо. Ёнька хихикнул. Смех его отразился от моих рук и угодил в тучу. От этого там образовалась дыра. На трясущийся дуб упал луч солнца.

– Это неслыханное безобразие, – приговаривала тем временем Ёнькина мама. – Такие славные малыши просто обязаны жить в постоянном внимании.

Пока мама уговаривала тощего проказника, сын её толкал меня в бок. Сначала я думал, что он случайно, но, обернувшись, увидел надутые губы.

– Ты чего это, Ёнька? – спросил я.

– Я не буду с тобой дружиться, – едва не плача, сказал мальчик.

– Вот тебе и раз… – растерялся я.

– Ты зачем с мамой такой? Как дурачок…

– Слушай, Ёнька… – замялся я. – Я не специально. Само всегда так выходит.

– Зачем?

– Не знаю, – сказал я и задумался. – Видишь как… Если мне начинает хотеться кому-то нравиться, то мне очень не нравится хотеть этого. Наверное, нравиться у меня получится, но это буду уже не я. Придётся каждый раз притворяться. Лучше уж пускай не любят, но именно меня. Или наоборот – именно меня и любят. Понятно? – спросил почти без надежды.

– Угу, – шмыгнул Ёнька и потёр нос. – Только непонятно. Ты же всё равно притворяешься, только дурачком.

– Ну и ладно.

– А мне нравится нравиться. Но иногда это скучно.

– Вот! – я поднял палец. – Лучше уж как я. Так веселее. Если все заскучают – мир совсем порвётся.

Ответить Ёнька не успел.

– Менябросиль! Ты где?! – крикнула мама, обращаясь к дереву. – Если ты пообещаешь не залезать в уши к моим детям, то я могу взять тебя к себе. У нас в деревянном комоде и место есть.

– Сам не спустится, – прошептал я.

Я уже видел тонкую тень мальчика, вцепившегося в ветку.

– Надо чуть-чуть залезть и снять его, – вмешался я. – Если не сложно… Вас подсадить?

Мама услышала моё пожелание. Сначала она замерла, а затем медленно развернулась, пару раз открыла и закрыла рот. Голос прорезался не сразу.