Незадачливый креол, вкусивший утех короткого царствования на острове Карла, в какой-то степени руководствовался, вероятно, и вполне достойными мотивами — например, побудить других предприимчивых смельчаков тоже увезти в дальние края колонистов и утвердить свою политическую власть над ними. Что он без церемонии казнил многих своих перуанцев — вполне простительно, если вспомнить, с какими отчаянными головорезами ему приходилось иметь дело; а использование собачьего отряда для усмирения мятежников представляется в данных обстоятельствах только справедливым. Но уж для этого короля Оберлуса и для того, о чем будет сейчас рассказано, никаких оправданий не придумаешь. В своих поступках он попросту упивался собственным тиранством и жестокостью, свойствами, которые тоже достались ему от матери его Сикораксы. И теперь, вооруженный грозным мушкетом, сильный сознанием, что он — полновластный хозяин этого мерзкого острова, он только и ждал случая испробовать свою власть на первом же существе человеческой породы, какое попадется беззащитным ему в лапы.
Такой случай не замедлил представиться. Однажды он увидел на берегу лодку, возле которой стоял всего один человек, негр. Недалеко от берега бросил якорь корабль, и Оберлус живо смекнул, как обстоит дело. Судно зашло сюда запастись дровами, и команда с лодки отправилась в лес собирать их. Он наблюдал за лодкой из укрытия, пока не увидел, что к ней подходят люди, нагруженные чурбаками и сучьями. Сбросив свои охапки наземь, они опять удалились в заросли, а негр стал грузить дрова в лодку. Теперь Оберлус со всех ног спешит к негру и униженно просит разрешения помочь ему в его трудах. Негр приходит в ужас, когда в этой пустыне вдруг появляется живое существо, да еще такое страховидное, и медвежья услужливость Оберлуса отнюдь не способствует его успокоению. Он стоит, подняв на плечо два чурбака и готовясь прибавить к ним еще столько же, но тут Оберлус, у которого за пазухой спрятана короткая веревка, любезно поднимает эти чурбаки с земли. При этом он упорно держится у негра за спиной, а тот, почуяв недоброе, тщетно пытается повернуться к нему лицом. Наконец Оберлус, устав от бесплодных попыток взять негра обманом, либо опасаясь возвращения тех, что ушли в лес, отбегает к ближнему кусту и, вытащив свой мушкет, свирепо приказывает негру бросить работу и следовать за ним. Негр отказывается. Тогда Оберлус стреляет в него. К счастью, ружье дает осечку; но негр, уже перепуганный до потери сознания, в ответ на повторный окрик покорно бросает дрова и сдается. Знакомым ему узким ущельем Оберлус спешит увести его подальше от берега.
Поднимаясь в горы, он радостно сообщает негру, что отныне тот станет на него трудиться, станет его рабом и в дальнейшем с ним будут обращаться в зависимости от его поведения. Но введенный в заблуждение тем, что в первую минуту его пленник от неожиданности струсил, Оберлус не вовремя ослабляет бдительность. В узком проходе между скалами негр, мужчина могучего сложения, приметив, что поимщик его зазевался, внезапно хватает его, валит наземь, вырывает у него мушкет, вяжет ему руки его же веревкой, взваливает его на плечо к возвращается с ним к лодке. Вместе с подоспевшими товарищами они увозят Оберлуса на судно. То был корабль англичан-контрабандистов, а от них трудно ждать особого милосердия. После хорошей порки Оберлуса, закованного в наручники, снова везут на остров и заставляют показать свое жилище и выложить свое имущество. Забирают все — картофель, тыквы, черепах и в придачу доллары, которые он нажил своими торговыми операциями. Но в то время как не в меру мстительные контрабандисты разоряют его хижину и огород, Оберлус спасается в горы и сидит там в ему одному известном недоступном тайнике, пока корабль не уходит, а тогда выбирается наружу и с помощью старого напильника, воткнутого в ствол дерева, освобождается от наручников.
Слоняясь среди развалин своей хижины, среди унылых скал и потухших вулканов своего проклятого острова, оскорбленный мизантроп обдумывает жестокую месть, но держит свои планы в тайне. Суда продолжают время от времени подходить к его пристани, и Оберлус опять понемножку снабжает их провиантом.