Энхиридион. Краткое руководство к нравственной жизни

Источником и началом всего сущего является Благо. Ибо все домогается его, все стремится к нему.[56] Благо является началом и концом всего. Благо порождает из себя все — и начальное, и среднее, и конечное. Начальное, сопряженное с самим собой, производит подобное самому себе: одна доброта — много доброты, одна простота и единство, превосходящее все единства — много единств; одно начало — много начал. Единое начало, благо и Бог являются одним и тем же. Ибо Бог является первоначалом и причиной всех вещей. Но неизбежно, чтобы первоначало было самым простым, поскольку то, что имеет в себе хоть какое-нибудь соединение и множественность занимает второе место после единого. И множественность, и все, что не есть благо, стремится к благу, поскольку благо выше них; и то, что само не является началом, в любом случае является производным от начала. Но неизбежно, чтобы [первое и простейшее] имело высшую и всеобъемлющую силу. А избыток силы состоит в том, что эта сила, производя все из самой себя, производит подобное себе, вместо неподобного. По этой причине одно начало производит из себя многие начала и много простоты и много сопряженной с собой доброты. Ибо все сущее, имея различия между собой, и умноженное благодаря своим различиям, по отдельности возводится к единому свойственному ему началу. Например, все красивое, какое где только ни есть, и в душах и в телах, возводится к одному источнику красоты. Точно так же и все соразмерное и все истинное.[57] И все определенным образом являются единосущными с первоначалом, насколько они являются началами и источниками, и благами с подобающим им пропорциональным ослаблением. Ибо каковым является единое начало по отношению ко всему сущему, таковым является каждое начало по отношению к множеству, обладающему свойствами этого единого начала. Ведь было бы невозможно, если бы всякое множество, разделенное неким различием, не стремилось к свойственному ему началу, представляющему единую и тождественную форму. Ибо всякому множеству предводительствует единое, и всякая особенность, содержащаяся во многих вещах, от единого переходит на все вещи.

Итак, все частичные начала заключаются в целом и охватываются им. Они не разделяются по месту и числу, но находятся как части внутри целого, как множество внутри единого и как число в единице. Ибо это начало является всем, предшествует всему. Вокруг одного начала собираются многие начала, и в одной доброте помещаются многие доброты. И это общее начало не является началом чего-то определенного, подобно тому как каждое из других частных начал: одно начало — красоты, другое — истины, третье — соразмерности, четвертое — чего-нибудь иного. Нет, оно является непосредственно Началом. Оно — не начало сущих вещей. Оно — Начало Начал. Ибо необходимо, чтобы начальная особенность шла не от множества, как у прочих вещей, но сводилась к единой вершине — к Началу Начал.

Итак, первые блага, произведенные от первого Блага, благодаря своей единородности с ним, не перестали быть благами; неподвижные, неизменные и постоянно прибывающие в бесконечном блаженстве, они не нуждаются в благе, поскольку сами по себе являются благами. Но все прочие, произведенные от отдельного блага и многочисленных доброт, перестав сами быть благами, утратив возможность безмятежного, зиждятся внутри бытия божественной доброты и имеют благо пропорционально своему в нем участию. Но краткие и получающие движение не от самих себя вещи, например, тела, имеют свою сущность и движение извне. Они не способны утвердить себя, поскольку подверженные делению, неустойчивые сущности не могут во всем соответствовать самим себе, между тем как каждое в отдельности целое является причиной самого себя. Они не могут приводить себя в движение, поскольку сами по себе они являются мертвыми и лишенными движения. Таким образом, они получают свое благо извне. Средние стоят ниже неподвижной и не меняющей своего положения природы; они движутся, но движутся не сами по себе, а приводятся в движение иными внешними объектами, как, например, тела. Таковы души, приводящие в движение сами себя и свои тела. По этой причине мы называем движимые изнутри тела одушевленными а движимые только извне — неодушевленными.