Однажды Тувалкаин заметил на полке новый минерал, гладкий, точно полотно. Его приятно было гладить. По бокам - блестки. Тувалкаин повертел минерал в руках, вспоминая, когда принес его. И не вспомнил. На другой день обнаружил точно такой же минерал, но уже покрупнее. Войти в библиотеку без его ведома никто не мог, и Тувалкаин опросил всех, кто входил при нем, но никто не сознался. Тувалкаин подумал было, что кто-нибудь из жрецов по совету патриархов-каинитов подкладывает камни, пользуясь тайным ходом. Обследовали весь дом, но тайного хода не нашли. Между тем камни продолжали появляться. Тогда Тувалкаин остался в библиотеке на ночь. Он готов был поверить, что жрецы проходят сквозь стены, но только не в то, что камни возникают самопроизвольно. Тувалкаин просидел в кресле всю ночь, обмозолил о камни свои жесткие зеленые глаза, но только к утру, уже засыпая, услышал, будто из стены через полки сыпется руда. Разлепил отупелые глаза: горка руды росла у ног Тувалкаина, словно кто-то лопатой кидал ее сквозь стену. И замерло сердце у Тувалкаина. Он взял минерал дрожащей рукой. Усталым глазам вдруг показалось, что над грудой руды что-то проявляется. Человек напрягся. Проявлялся холодный блестящий предмет, похожий на каменный охотничий нож величиной с локоть. Тувалкаин отпрянул в кресле, напружинился, но глаза его остро всматривались в проступающий в предрассветных сумерках предмет. И голос, похожий на голос самого Тувалкаина, сказал:
"Этим мечом убьют Каина!.."
- Мир тебе, господин! - приветствовал уродец Ир. Тувалкаин очнулся.
- Тебя не сразу нашли в штольнях, Ир, - сказал Тувалкаин, продолжая раскладывать минералы на верхней полке.
- Я выполнил свою работу, - поспешно начал Ир.
- Я не спрашиваю у тебя, сделал или не сделал ты свою работу - я спрашиваю, где ты был в эти полдня, когда мне понадобился. Тебя не могли отыскать!
- Я был у дома Еноха, господин!
- Что же повело тебя туда? - с наигранной веселостью спросил Тувалкаин, впрочем, весьма удивленный.
- Любопытство, господин, только любопытство. Ну еще, может быть, желание угодить вам. Сами знаете, говорят разное. Если вы дозволите, я все расскажу.
Господин спустился со стремянки - Ир поспешно начал:
- Я по-темному решил добраться до дома Еноха, чтобы самому лично удостовериться, вернулся ли он. Я подошел к самым воротам, но забрехали псы, и я сделал крюк и обогнул скалу. С того места, которое я выбрал, двор хорошо просматривался.
- И никто из сифитов тебя не заметил?
- Никто, господин. Они беспечны. К тому же они, очевидно, не делают ничего такого, что можно скрывать от посторонних глаз.
Тувалкаин поморщился - Ир пожалел о сказанном.
- И что, видел Еноха? - спросил Тувалкаин, подходя к уроду и глядя ему в глаза. - Как выглядит? Здоров ли? Бодр ли?
- Выглядит он хорошо, а вот здоров ли, я не могу ответить, господин, но что бодр, это точно! Бодрости у него на десятерых хватит!
- Как понимать тебя, урод? Бодрости в Енохе на десятерых, а здоров ли он, ты ответить не можешь!
- Сон сморил меня, а когда проснулся, Енох уже собрал всю детвору на плоской крыше дома. Сверху мне было очень хорошо их видно, но поначалу я никак не мог понять, чем они занимаются. И тут до меня дошло! Енох учит их читать и писать. Они наносили на крышу глины, воды и по влажной глине писали косточками. Дети слушали Еноха, как Бога.
- Что же они писали, урод? - спросил Тувалкаин, удивленный и немного растерянный.
- Они писали блаженства, господин.
- Блаженства?
- Да, блаженства. Енох диктовал, а дети записывали.
- А блаженства - это что?
- Очевидно, какие-то правила пастушеского культа.
- Но раньше мы не слышали от них ни о каких блаженствах.
- Я запомнил только одно. Я сомневаюсь, что передам точно, но приблизительно это звучит так: "Блажен, кто праведен не мзды ради, а правды. И говорит вещи нелицемерные".
Тувалкаин повел бородой.
- И тебе понравилось это блаженство? - с издевкой спросил он.
Ир переминался с ноги на ногу.
- Просто... запомнилось.
- "Просто запомнилось"... Что еще говорил Енох?
- Я не решаюсь сказать, чтобы не рассердить вас.
- Говори!
- Енох рассказывал, как спускался от ангелов. - И, выведав лисьим взглядом, что господин внимательно его слушает, Ир продолжал: - Ему внимала не только детвора на крыше (его внуки и правнуки), но и старшие сыновья - Мафусаил, Регим, Ухан. Они оторвались от домашней работы, и на их лицах, господин, было то же доверчивое умиление, что и на лицах малышей на крыше. И я заслушался, потому что голос Еноха заставлял слушать.
Енох говорил, что однажды, когда он записывал книгу, был ему глас Божий:
"Возьми книги, которые написал на небе, и отдай ангелам. Придет время, и они опустят книги твои на землю. И будут познавать люди Меня и замысел Мой о человеке".
"Еноше, - сказал ему Господь, - даю тебе тридцать дней, чтобы ты проповедовал на земле. Ибо люди начнут умирать, и твоя проповедь нужна им. А через тридцать дней снова пошлю своих ангелов, и они возьмут тебя от сынов твоих".