Енот и Пума

— Ты вр-решь, Енот! — неслышно сказала Пума, — Не было у тебя никакого пойнтер-ра. Это вр-ранье.

— Это не вранье, а старая енотская притча. В ней содержится тысячелетняя мудрость цивилизации американских енотов.

— Р-ррр! — зарычала Пума, — у енотов нет никакой цивилизации.

— Ты что, Пумочка? А я? — удивился Быстрый Олень.

Солнце ушло за верхушки сосен. Лесные тени становились все гуще и сменились ночным мраком. Только чистая полоска неба над ручьем давала еще свет.

Еноту и Пуме надо было добраться до трех больших камней на повороте реки.

Идти им оставалось совсем немного.

Вчера днем Енот притащил в зубах затертую песету. Он принес старую испанскую песету с невнятным профилем какого-то красавца и положил ее невдалеке от Пумы. Он положил монету на песок и стал выкусывать блох на спине. Пума на своей любимой песчаной горке пекла свои любимые змеиные яйца в золе костра между сосновых корней.

Енот убил последнюю блоху, довольный собой сел, прислонившись к стволу, закинул ногу на ногу и стал кидать шишки в большую черную бабочку, сидевшую на камне внизу под горой. Легкие шишки сносило теплым ветром, и они ложились далеко от цели.

— Это тебе не беззащитных блох обижать, — заметила Пума, — и не старайся, не тр-р-рать попусту шишки, ни за что не попадешь.

— Да ладно… Знаешь, Пум-Пум, старые еноты говорят, что ни одна девочка не может подстрелить из лука Большую Рыбу, играющую в сумерках у Трех Камней, если будет висеть на дереве вверх ногами, а стрела будет с серебряным наконечником, — сказал Енот и запустил в бабочку зеленой шишкой. Четыре крыла, отбитые от туловища, закружились в воздухе.

Желтые медовые глаза Пум-Пум приобрели на минуту оттенок майской сурепки.

— Конечно, кто же будет висеть ночью на дер-р-реве вверх тормашками!

— Разумеется, это глупо, — примирительно сказал Енот.

— Ты что, не вер-р-ришь, что я умею стр-р-релять?

— Что ты, что ты!!! Просто старики вчера ловили раков и говорили, что ловить раков и стрелять вверх ногами — не одно и то же, что, мол, много индейских девочек они перевидали на своем веку… А ни одна так и не смогла… ну, как обычно. Девчонки стрелять не умеют… то, се. Даже обидно.

— А ты и р-рад повтор-рять болтовню своих стариков, — Пума вытащила из золы змеиное яйцо и быстро съела. Это ее явно успокоило. Она положила руку на голову енота.

— Почему нельзя стрелять обычной стр-р-релой? Рассказывай.

— Видишь ли, серебро в сумерках сливается с блеском воды, и тогда невозможно нормально прицелиться. И вообще, зачем тебе это? Уж не собираешься ли ты устроить весь этот балаган? И где ты возьмешь серебряную стрелу, хотел бы я знать?

— Балаган, это когда стар-р-рые, выжившие из ума еноты рассказывают своим детям всякие глупости. А наконечник я сама сделаю из той монеты, которую ты так кстати пр-ритащил. А откуда ты ее взял? Опять бледнолицые объявились?

— Нет, это старая монета. Я выловил ее у брода, где двадцать лет назад гризли укокошил толстого испанского капитана.

— Почему толстого?

— Не знаю. Все волки называют этот брод — Бродом Толстого Капитана.

— Ну им — волкам — виднее, не спор-р-рю, — кивнула понятливая Пум-Пум.

— За песету с тебя два яйца! — нагло сказал Енот.

— Подавись! Энтомолог, истр-р-ребитель чешуйчатокр-рылых.

— Ничего себе! — он затолкал яйца себе за щеки и очень натурально изобразил вокруг Пумы свадебный танец смертельно влюбленного хомяка.

И вот, теперь они шли впотьмах к Трем Камням. И Пума должна была подстрелить рыбу, о существовании которой услышала впервые только вчера. Подстрелить потому, что старые еноты наболтали всякой чепухи.

Неожиданно речка сделала поворот, и они пришли. Три камня отражались в спокойной воде. Лягушки замолчали, и тишина стояла полная. Быстрый Олень облизнул пересохший нос. Пум-Пум согнула лук, уперев его в землю, и натянула тетиву.

В полном молчании они забрались на сосну, прошли по толстой нижней ветке и, уцепившись за нее ногами, повисли головами вниз, глядя на реку. Со стороны могло показаться, что девочка-пума с енотом-оленем играют в летучих мышей. Они, тихо покачиваясь, висели, боясь спугнуть рыбу. Комар сел на Пумину руку, напился и тяжело улетел. У Быстрого Оленя от висения вниз головой потекли сопли. Они ждали, время тянулось мучительно медленно. Тяжело было им в тот вечер.