Энские истории

Первым пришел Костыль — местный энский "авторитет". Высокий, худой, желтолицый, в мятых брюках и дорогих, но нечищеных ботинках. На его лице играла презрительная улыбка. Костыля сопровождала грозная свита: пара здоровенных тупиц, угрюмо озиравшихся по сторонам.

Мы давно привыкли к подобным визитам. В каждом городке и даже городишке обязательно существует свой местный (точнее сказать — местечковый) "авторитет". От столичных бандитов подобная публика отличается, как трактор от "Мерседеса". Обычно с ними достаточно откровенно поговорить: взять лист бумаги, перемножить количество кресел в шапито на стоимость билета и затем разделить пополам, а то и на три (полный зал бывает очень редко). Чаще всего приходится наблюдать следующую реакцию — провинциальные мафиози долго чешут репу, а потом удивленно спрашивают: "А зачем вы вообще этим занимаетесь? Чего мотаетесь-то впустую?", на что получают честный ответ: "Мы так живем. Это — наша жизнь."

Костыль остановился на пороге служебного входа и брезгливо поморщился, втянув ноздрями резкий неистребимый запах бродячего цирка. В этот момент дверной проем загородила огромная фигура Юры Козупеева. Силач уныло жевал куриную ногу. По условиям контракта — для поддержания мышечной массы — ему полагалось бесплатное дополнительное питание: одна курица и один килограмм творога каждый день.

Юра задумчиво смотрел на незваных гостей сверху вниз.

— Эй! Кто у вас здесь главный? — грубо спросил Костыль.

Юра нахмурился — он всегда так делал, когда размышлял о чем-то серьезном.

— Я так полагаю, что я, — после долгой паузы рассудительно изрек Козупей и снова замолчал. — Хотя почему-то далеко не все придерживаются этой точки зрения, — честно добавил он некоторое время спустя и вдруг смущенно спрятал за спину руку, сжимавшую обглоданную кость.

— Эй ты, клоун, — рассердился Костыль, — я спрашиваю, где директор?

— Я — силовой жонглер, — с достоинством сказал Юра, тщательно подбирая каждое слово. — А директор — у себя, — он потерял всякий интерес к дальнейшему разговору с наглым визитером, развернулся и неспешно пошел в гримерку.

Костыль опешил. Он растерянно озирался по сторонам, выискивая, к кому бы еще обратиться.

Внезапно, будто из под земли, появился Васильич. Он всегда возникал неожиданно, как и подобает артисту его жанра.

Васильич все понял без слов:

— Вы ко мне? Пойдемте в кабинет, поговорим. А ребята ваши пусть здесь подождут, хорошо? У меня кабинетик маленький, все не поместимся, — и, мягко пресекая возможные возражения, спросил, — а вы уже были на нашем представлении? Еще нет? Приходите, обязательно приходите. У вас есть детишки?

Через полчаса Васильич снова показался на пороге — с Костылем под ручку. От них пахло коньяком, они улыбались друг другу, словно старинные приятели.

— Так, значит, в воскресенье уже уезжаете? — говорил Костыль.

— Да, — виновато улыбаясь, кивал Васильич.

— А то — это… Оставайтесь! Пусть будет у нас в Энске свой цирк. Я договорюсь, с кем надо, — убеждал Костыль.

— Прогорим, — ласково отвечал Васильич. — Ходить никто не будет. На неделю всего приехали, и то — сборов никаких. Хватило бы, чтобы за аренду заплатить. Да на бензин.

— Ничего, — убежденно говорил Костыль, — мы сегодня вечером придем. Все придем.

— Приходите! — с наигранной радостью восклицал Васильич. — Будем ждать. Я вас встречу. Посажу на лучшие места.

— Да ладно. Чего там? — возражал Костыль. — Билеты мы сами купим. Деньги есть. Это хорошо, что вы приехали. А то у нас культурно отдохнуть негде. Сходить-то некуда. Только в театр — драматический, но там ведь со скуки помрешь. Восьмой год одно и то же играют. "Быть или не быть?" Тоже мне, проблема. Вот "пить или не пить?" они не спрашивают, квасят все: от главного режиссера до последнего осветителя, а "быть или не быть?" их, понимаешь, страшно интересует. Еще, правда, есть у нас казино — как во всяком большом городе. Но там вообще — скука смертная. Посетителей почти не бывает, а с самим собой резаться в рулетку — последнее дело. Я в этом казино, видишь ли — хозяин. А вот цирк — это хорошо. Это то, что нужно.

— Милости просим! — кланялся Васильич.

Костыль в сопровождении свиты сел в машину и уехал. Васильич стер улыбку с лица и пошел мыть руки. Цель была достигнута: Костыль хотел обложить нас данью, но передумал — благодаря блестящему умению Васильича убеждать любого собеседника.

Первый крутой поворот в этой истории был пройден благополучно. Второй не заставил себя долго ждать.

* * *

Мы готовились к утреннему представлению: разминались, гримировались; кто-то раскатывал ковер на манеже, кто-то в амфитеатре выметал мусор из-под сидений.

Юра Козупеев лениво переругивался с Васильичем: утверждал, что потянул на тренировке спину, и теперь не может выступать — пусть, мол, Васильич ищет ему замену; ну а Васильич, прикладывая руки к сердцу, клялся и божился, что Юре замену не сыскать не то что в труппе — во всей России, а то и в целой Европе. "Ну то-то же!" — басил довольно Юра и шел в гримерку: ему только того и надо было.

Словом, все шло своим чередом.