Enter Rupor

Магистр вздрогнул, теребя в пальцах молнию ширинки, но всё-таки спустил штаны, оголив тонкие, белые ноги, поросшие седыми волосами. Синие вены выступали через кожу и пульсировали. Поэтому казалось, что извиваются бледные черви. Он вытянул перчатку, и проклятая кукла распахнула свою зашитую пасть, так что красные нитки натянулись и перечертили решёткой зубы-пуговицы.

– Мальчика надо наказать…

– Сказал, отпусти меня!

Слова прозвучали громче. Отразились от забранных звукоизоляционными панелями стен и вернулись обратно, сконцентрировавшись в центре комнаты.

Кукла замерла и захлопнула пасть.

– Сказал, отпусти меня! – заорал Майк.

Тьма ошарашенно посветлела.

Магистр выронил перчатку, облизал побелевшие губы и шумно выдохнул.

– Я его отпущу. Скажет отпустить и отпущу. Я его отпущу!

Он наклонился, начав дёргать липкую ленту, приклеивающую Майка к стулу. Не добившись результата, опустился на колени и стал её кусать. Скотч рвал волосы на запястьях, но пленник улыбался. Надежда повернулась к страждущему своим прекрасным удивительным ликом и озарила ответной улыбкой.

Магистр содрал всю липкую ленту, поднялся и отошёл, всё ещё моргая осоловевшими глазами. А Майк бросился к двери, пробежал через длинный пустынный коридор, взлетел по ступеням и, наконец, вдохнул холодный воздух свободы.

Часть 11. Не обмани людей свободой

Большой страшный дракон, Кубанычбек Абдулалаев из-под Бишкека, настоящий вьетнамский официант, он так давно бродил под хмурым земным небом, что уже сам забыл, кем родился. Может быть первым шаманом, переведшим первого духа обратно через огненную реку. Может быть вивисектором Павловым, записавшим свои ощущения перед смертью. А может быть маньяком-убийцей, которому разработанное Робертом Линднером внушение помогло избавиться от кошмаров и навязчивого желания пытать маленьких мальчиков. Хотя любой нормальный человек назвал бы его обыкновенным психом. Ведь только псих, имея возможность отправиться куда угодно, попрётся на нелюбимую работу в выходной день.

Он остановился у дверей вьетнамского кафе и с раздражением посмотрел на замок, и громадное жёлтое объявление: «Карантин без пречин». Кто-то сделал ошибку и написал «прЕчин», то ли плохо учился в школе, то ли наоборот подчеркнул, что лишать простых людей последней возможности пропитания – большая ошибка. Из глубин души поднималась вторая волна раздражения. Она пока ещё не достигла пика, но упорно стремилась к нему.

Псих подёргал замок. Будто тот мог войти в его положение и открыться. Прижатая к облупленной стене водосточная труба выпустила каплю конденсата. Глухой, провокационный «кап» разнёсся по пустынной улице. Так начинались лучшие композиции «Драм энд Басс». Так звали на восстание народные марши и первобытные тамтамы. Ударила ещё одна капля. В ответ, входя в унисон с музыкой улиц, гулко стукнуло сердце в груди. «Бам!» – донеслось из дворов. Подъездная дверь с грохотом закрылась. А дальше обрушился шквал. Мусорная машина выгрузила тошнотворное содержимое железного ящика в своё непритязательное брюхо.

Под асфальтом, в железобетонных коллекторах, натянутые до предела, зазвенели коммуникационные кабели. Поток воли четырёх хозяев «Рупора» толкал по ним йоттабайты лжи, наплевав на то, что они не обладали такой пропускной способностью. Чернуха просачивалась сквозь оплётку, провода набухали и превращались в напряжённые жилы. Токи безумного бреда раскачивали их, пытаясь вырвать из подземного плена. Асфальт трескался и вспучивался, внося свою лепту в уличную музыку.

Псих криво усмехнулся. Неужели она оказалась права? Пока пацаны-Рябушинские считали, что он вьетнамец и ни слова не знает по-русски, они свободно обсуждали перед ним свои планы. Так что он давно знал все хитроумные переплетения невероятного проекта. У любого обмана, особенно чересчур мерзкого, есть своя критическая масса…