Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика

таким образом, нас доводят также и до мышления, и точно так же на стр. 120

•автор показывает, что определения проистекают из природы бога). Это

определение наказания за грехи есть то, что получило название естественного

наказания за грехи и что (так же, как и безразличное отношение к учению о

троичности) является результатом и поучением обычно столь поносимых г. Толюком

разума и просвещения. — Недавно в Верхней палате английского парламента

провалился билль, касавшийся унитариев. По этому поводу одна английская

газета сообщила о многочисленности унитариев в Европе и Америке и затем

прибавила: «На европейском континенте протестантизм и унитаризм являются

в настоящее время большей частью синонимами». Дело теологов решить,

отличается ли догматика г. Толюка от обычного учения в одном или, самое

большее, в двух пунктах; при более близком рассмотрении окажется, может быть,

что и в этих пунктах между ними нет никакого различия.

!' ' *) Г–н Толюк несколько раз цитирует места из трактата Анселъма «Cur

^DeUsuomo» и хвалит (стр. 127) «глубокое смирение этого великого мыслителя»;

357

Относительно скудости содержания мы можем еще заметить, что

о ней можно говорить лишь как о внешнем состоянии религии в

определенную эпоху. Пожалуй, достойна сожаления такая эпоха, которая

нуждается единственно лишь в том, чтобы вызвать веру в бога, о чем

так старался благородный Якоби, и чтобы только пробудить в душах,

вдобавок к этой вере, концентрированное христианское чувство. Но

нельзя вместе с тем не заметить, что даже в этом стремлении скрыто

содержатся более высокие принципы (см. введение к «Логике», § 64).

Перед наукой же простирается богатое содержание, созданное веками

и тысячелетиями познающей деятельности, и это содержание

простирается перед нею не как нечто данное, которым обладали лишь

другие, а не мы, не как содержание, которое для нас стало прошлым,

результатом которого являются лишь знания, дающие пищу памяти

и материал для проявления нашего остроумия в критике исторических

сообщений, но как познание, питающее дух и удовлетворяющее нашу

потребность в истине. Все наиболее возвышенное, глубокое и

сокровенное было открыто в религиях, философских учениях и произведениях

искусства в более или менее чистых, более или менее ясных, а иногда

весьма отпугивающих, образах. Надо признать особой заслугой

г. Франца фон–Бадера, что он не только продолжает напоминать

об этих формах, но и глубоко спекулятивно показывает научное

значение их содержания, выявляя их философскую идею и убедительно

доказывая правильность своего понимания этого содержания.

Глубокомыслие Якова Беме доставляет для этого особенно подходящие

повод и формы. Мощный ум Бёме справедливо получил название

philosophus teutonicus. Отчасти Бёме расширил само содержание

религии до всеобщей идеи, открыл в нем высшие проблемы разума и

стремился постигнуть в нем дух и природу в их определенных сферах и

формациях, кладя в основание своих изысканий ту мысль, что дух человека

и все вещи созданы по образу и подобию бога, — само собою

разумеется, триединого бота, — и цель жизни и существования состоит

лишь в том, чтобы потерявшая образ божий душа снова

возвратилась к своему первоисточнику. Отчасти же он, наоборот, применял

формы вещей природы (сера, селитра и т. д., терпкое, горькое и т. п.),

но почему он не вспоминает и не цитирует также и (цитированное в § 77

«Энциклопедии») место из того же трактата: Negligentiae mihi videtur, si non studemus

quod credimus intelligefe? — Если credo сводится к немногим догматам, то

остается мало материала для познания, и познание не приведет к большим

результатам.

358

ПРЕДИСЛОВИЕ

насильственно заставляя их служить для выражения форм духа и

мысли. Гнозис г. фон–Бадера, который примыкает к Бёме,

представляет собою своеобразный способ возбуждать интерес к философии.

Этот гнозис энергично восстает как против успокоения на

бессодержательной поверхности просветительства, так и против благочестия,

желающего оставаться лишь напряженным благочестием. Поэтому

г. фон–Бадер доказывает во всех своих произведениях, что он далек

от того, чтобы считать этот гнозис единственным способом познания.

В этом способе познания есть свои неудобства, его метафизика не

заставвляет себя перейти к рассмотрению самих категорий и методическому

развитию содержания; он страдает несоответствием понятия тем диким

или остроумным формам и образованиям, какие применял Бёме; он

вообще страдает тем, что для него абсолютное содержание является

предпосылкой, исходя из которой он объясняет, резонирует и

опровергает *).

*) Мне очень приятно убедиться как из содержания новейших

произведений г. фон–Бадера, так и из определенных его указаний на многие мои

положения, что он согласен со мною в этих пунктах. Относительно же большей части

тех положений, а может быть, и относительно всех положений, которые он

оспаривает, мне было бы нетрудно прийти с ним к соглашению, а именно показать,

что они на самом деле не противоречат его воззрениям. Здесь я хочу коснуться

лишь одного упрека, который он делает мне в «Bemerkungen uber einige