Читаем Энциклопедия наших жизней (семейная сага). Истоки. Книга 3. Детство и юность Ираиды. Глава 2 полностью

Энциклопедия наших жизней (семейная сага). Истоки. Книга 3. Детство и юность Ираиды. Глава 2

Естественно, ни работы, ни прописки в Москве он не добился.

После безрезультатных поисков, он и Лидия Павловна устроились на работу в подмосковном городе энергетиков – Шатуре. Жильё предполагали снимать в частном секторе.

А пока в Москве они остановились у подруги Л. П.

Оставаться с мамой, естественно, он не мог.

В общем-то он уже написал бабусе в письмах, что познакомился в Иркутске с Лидией Павловной Черных, что она ему очень помогла, когда он вышел из заключения, что он ей многим обязан, и теперь они – одна семья…

И вот теперь, он стоял под окном больницы, с чужой женщиной…

Папа мне кричал в окно, что он мне очень обязан за его досрочное освобождение, что он сделает всё, что я захочу и т. д.

Дальше он сказал, что был у моей директрисы – Фаины Борисовны. Она обо мне очень хорошо отзывалась. Когда она от него узнала, что я потеряла комсомольский билет, сказала, что это ерунда, билет восстановят.

Папа произвёл на неё очень хорошее впечатление (он вообще всегда магически влиял на женщин). Фаина советовала оставить меня в школе до окончания учёбы. Но…

Но я уже решила, что школу я брошу…

От отца я узнала, что он устроился на работу – мастером строительно-ремонтного цеха в Подмосковье, в городе Шатура. Туда он поедет жить с Лидией Павловной и её дочкой – Ольгой, младше меня года на четыре.

Не раздумывая, я сказала, что поеду с ними, что хочу, наконец, окончить 10 классов, и поступить в институт…

Итак, в очередной раз я бросала временное пристанище в лице Высшей Комсомольской Школы. Интересно, если бы я её окончила, как сложилась бы моя жизнь? Школа давала возможность сделать карьеру сначала по комсомольской линии, а затем по партийной. Но я не только тогда об этом не задумывалась, я и не представляла, и не понимала – что это такое…

Естественно, с отцом должна будет уехать в Шатуру – бабуся. А перед нами – детьми был поставлен вопрос – с кем мы хотим остаться из родителей.

За себя я решение приняла сразу, решив, что хватит беспризорничать…

Борис был очень привязан к бабусе, и в общем-то устал от голодной и бедной жизни. И только наша младшая сестрёнка Милочка, разрывалась между желанием переменить жизнь к лучшему и жалостью к маме.

Она решила осталась с ней в совхозе ещё на последующие долгие 6 лет…

Я не присутствовала, и не была очевидцем, как отец объяснился с мамой…

Позже, со слов Милы я узнала об этом трагическом моменте.

Отец приехал в Вельяминово, объяснил суть вопроса, что так мол и так…

Милке и Борису он предложил решать самим – с кем им жить. Борис сразу же сказал, что поедет с отцом. Бабуся, естественно, тоже – другого и быть не могло.

Милка понимала, что уехать – это обрести сытую жизнь. А они так все устали от голода, нищеты и безысходности… Но, мама, мама…

Милка металась в своих решениях, и всё-таки, глядя на безумное состояние мамы, сказала, что остаётся с ней…

Вскоре папа приехал на грузовой машине, собрали, и погрузили старую мебель «астраханских времён» и… уехали.

Когда грузили буфет, кровати с набалдашниками, стулья и сундук, в комнате остались только стол, табуретки, два стула и две казённые железные кровати, ну и русская печка, которую увезти было невозможно…

Мама спросила – «а нам – то что же остаётся?». Бабуся, помолчав мгновенье, обвела взглядом пустую комнату, и жестом поведя вокруг себя, сказала – «Всё это…».

Зная её доброту и чуткость, с трудом верится в эту бессердечность. Но кто знает, что она чувствовала в тот момент? И был ли у неё какой ни будь другой вариант раздела её имущества? Кровать, буфет, стулья, сундук…???

Мила рассказывала, что когда все уехали (я имею в виду бабусю, и Бориса, я ещё была в больнице, т. к. оставалось ещё несколько дней моего «карантина»), – с мамой творилось что – то неладное. Она, буквально не вменяемая, сидела на стуле, находясь в какой-то прострации. Длинные волосы были распущены, и разметались по плечам и спине. Она не плакала. Спазмы душили её горло. Казалось, что она не переживёт этого мгновенья. Милка сбегала за маминой сослуживицей. Та пробовала успокоить её, уговаривала, гладила по голове, но неутешное горе, свалившееся на маму и Милку, не отпускало их не только в этот момент, но и долгие последующие годы…

Виновата ли я в том, что их бросили одиноких и беззащитных? Виновата ли бабуся, которая дождалась, наконец, своего сына и поехала за ним? Виноват ли Борька, который выбрал отца? И можно ли это назвать предательством?…

Уезжая в Шатуру, я понимала, что детство моё кончилось…

Я опять возвращалась в очередной раз в семью. На долго ли?

Я уже витала в своих фантазиях, а сбудутся ли они, и, что для этого нужно будет предпринять, меня – не волновала.

Впереди были годы ЮНОСТИ, которые в моих мечтах были раскрашены в цвета северного сияния. Поживём – посмотрим…