Энциклопедия наших жизней: семейная сага. Созидание. 1961 год

Виктор вспоминает в письме о приезде к нам в гости тёти Нины Курманаевой – родной сестры Бати. Я её встретила, и с помощью родителей мы ей устроили радушный приём. Дело немножко осложняло то, что я только что вышла из больницы после очередного выкидыша, и была слабовата для длительных прогулок по Москве. Да и холодновато было. Можно было застудиться… Тем не менее, будучи на больничном листе, я имела свободное время.

В общем, я сделала всё, что могла. Показала тёте Нине в Москве всё, что можно было посмотреть за несколько дней. Вернувшись домой, она прислала нам письмо.

Письмо из Чаувай в Дзержинку. Адрес: – "Киргизская ССР, Фрунзенский район, рудник ЧАУВАЙ.

КУРМАНАЕВОЙ НИНЕ ЕВСТАФЬЕВНЕ".

1.11.61 г.

ЗДРАВСТВУЙТЕ, МОИ РОДНЫЕ, ВИКТОР ИРА И СВАТЬЯ!

Поздравляем с праздником Великого Октября, желаем счастья, здоровья успехов в работе.

Ира, ты меня извини, что долго так не писала. Доехала хорошо. Встретил меня муж и сынишка. Вот уже с 24.09. работаю и всё некогда. Писем ещё никому не писала. Анатолий ждёт, а я молчу, днями напишу, и надо ещё писать во Фрунзе. Ира, когда приехал Виктор? Какие у Вас новости?

Вот хорошо, что я побыла в Москве до съезда, а то и Сталина не видела б. Вероятно, ждали, когда я выеду посмотреть, а потом и уберут его.

О Москве много осталось воспоминаний, много рассказывала домашним.

Дома всё хорошо. Мои домашние (муж и сыновья) хозяева хорошо меня встретили. Очень скучали, особенно меньший сынишка. И всё ещё рассказываю, что видела, какое метро, кремль. Спрашивает – а какой мавзолей, Ленин, Сталин?

У нас тепло. Пока привет всем. Как Элла? Как её успехи в учёбе? Пишите. Целуем. Ждём.

Тётя НИНА

Привет от всей моей семьи.

КУРМАНАЕВА НИНА ЕВСТАФЬЕВНА

АЛЕКСАНДРО – НЕВСКАЯ ЛАВРА

Пусть читатели мне простят то, что дальше я буду писать о грустном… Эта тема, как губка, впитавшая в себя печальные воспоминания и мысли. Душа сжимается, не желая отпускать из памяти увиденное и пережитое прошлое. Передо мной проходят тени ушедших видений и родившиеся после этого в мозгах мистические фантазии…

Странно, но я сама почему-то не желаю со всей этой мистикой расставаться и иногда подпитываю её новыми воображаемыми подробностями…

Когда я перечитывала письма Виктора из Ленинграда, мне припомнилось то, что в этом же году я сама съездила в Ленинград, в командировку. В нашей коммунальной квартире жила соседка – Шурочка. Она была тяжело больна и вот настал день, когда она умерла… Совсем недавно трагически погиб мой брат. Поскольку я ждала уже рождения дочки, меня не брали на похороны брата. Так что я не видела его лежащим в гробу, да его и хоронили-то в закрытом гробу… В моей жизни это была первая потеря и первые похороны близкого родного человека. Может быть, поэтому – чувство «не живого», связанного с неосязаемым понятием смерти, страшной потери и трагедии – осталось в душе сгустком непонятного страха.

И вот теперь предстояли похороны соседки Шурочки, с которой мы, живя рядом, неожиданно подружились. И этот непонятный страх стал в моей душе оживать вновь. Кроме того, я весной этого года прошла курс лечения в больнице после пережитого стресса и теперь боялась, что похороны Шурочки вызовут у меня повторную подобную реакцию. Мои родные, бывшие свидетелями моих нервных истерик, тоже боялись их повторений.

В общем, Виктор, посоветовавшись с Борисом Сергеевичем Юрьевым – руководителем группы, в которой я тогда работала, и меня на недельку (на время похорон Шурочки) отправили в командировку в Ленинград.

Когда я вернулась домой, все похоронные процедуры в нашей квартире уже закончились.

Как и Виктор, в Ленинграде я эту неделю жила у Юлика с Гелой.

Рядом с их жильём находилось старое, маленькое, заброшенное кладбище Александро-Невской лавры. Оно было такое старое, что ещё моя бабуся вспоминала как-то о нём. Она рассказывала, как ей запомнилась эпитафия, написанная на одном из памятников. Смысл эпитафии заключался в том, что усопший обращался к прохожим с предложением посидеть на его надгробном камне и побеседовать с ним…